Валерия Вербинина - Зеркало неба и земли

Через несколько дней Тристан уже мог садиться на коня. От прежней его слабости не осталось и следа; он даже согласился участвовать в охоте, которую устраивал Аэльрот, уже всеми признанный как наследный принц. Было решено, что в скором времени он возьмет в жены Эссилт, чтобы упрочить свой будущий престол. Казалось, что таково было и желание Аэльрота – но не Эссилт, которая относилась к сыну своей мачехи по меньшей мере сдержанно, если не враждебно.

Охота получилась большая, роскошная и бестолковая; с гиканьем всадники промчались по жалким крестьянским полям, топча посевы, и рассеялись по лесу. Тристану подумалось, что хорошо было бы научить будущего ирландского короля Аэльрота охоте по корнуолльским обычаям, которая велась не в пример благороднее и слаженнее. Случайно повернувшись в седле, он заметил Эссилт, которая тоже отстала от прочих. Тристан подъехал к ней.

– Я здесь первый раз, – объяснил он, – и боюсь заблудиться.

Лошади, фыркая, скребли копытами мох; птицы, вспугнутые людьми, с жалобным криком носились над лесом. На глазах Тристана из чащи выбежал потешный барсук и с урчанием скрылся среди деревьев. Тристану показалось, что Эссилт немного побледнела.

– Я не люблю леса, – сказала она. – Здесь неподалеку есть озеро; если хочешь, отправимся туда.

Они ехали бок о бок, разговаривая о ничего не значащих вещах. Тристану все чудилось, что Эссилт избегает его взгляда. По тропинке, вьющейся между деревьев, они вышли на берег озера такой невиданной красоты и синевы, что у Тристана захватило дух. Эссилт сказала что-то, чего Тристан не понял.

– Как? – спросил он.

– Зеркало неба и земли, – объяснила принцесса. – Так его называли древние жители этих мест, а теперь никто не понимает их языка.

Тристан спустился к воде: она была на диво чиста и прозрачна, но ни один взгляд не смог бы различить камней на ее дне. Казалось, у озера вовсе нет дна, и в то же время деревья и небо отражались на его глади с изумительной, почти пугающей четкостью, от которой у человека непривычного поневоле начинала кружиться голова. Тристан же радовался, как ребенок; вот косо выросшая береза в воде, точь-в-точь такая же, как и над водой; вот два гнезда ласточек, подлинное и призрачное, и две ласточки; и Эссилт, тоже приблизившаяся на коне к берегу, вся целиком видна на поверхности колдовского озера, как живая; Эссилт… только Эссилт ли это? Тристан в смятении перевел взгляд на лицо своей спутницы: ничего не изменилось, она оставалась такой же некрасивой и нежеланной, как раньше, – но внизу, в водоеме, в ее одежде и с лентами в волосах была самая прекрасная девушка, какую только можно себе вообразить, и при виде ее Тристана странно кольнуло где-то внизу сердца – так, словно иголочкой поддела его невидимая швея-любовь. Тристан опустил глаза – и увидел себя: не принявшего чужое обличье воина, оказавшегося среди своих кровных врагов, а Тристана, юного, смеющегося, семнадцатилетнего. Кровь разом отхлынула у него от щек; он схватился за поводья, но схватила их не рука юноши – рука человека, которого он ненавидел, человека, которым он не был и одновременно был. И тогда, в это мгновение величайшего смятения, Тристан услышал голос Эссилт:

– У этого озера есть еще одно свойство: каждому, откуда бы он ни пришел, оно являет его истинный облик. Теперь я увидела, каков ты из себя, Тристан из Лионеля.

– И я увидел тебя, принцесса Эссилт, – пробормотал Тристан. Он понял, что ведьма своим колдовством отвела ему глаза и то, что было на самом деле прекрасным, он считал урод-ливым; но едва он осознал это, злые чары пали. Он вновь взглянул на Эссилт – ему показалось, что нестерпимый блеск исходит от нее; девушка, которую он только что видел в озере, теперь стояла на берегу напротив него, и ее невидящий взгляд ожег его бедное сердце. Только теперь осознал он слова, которые были ему сказаны: они не оставляли ему надежды.

– Теперь ты будешь вечно ненавидеть меня, – сказал Тристан; Эссилт не отвечала, глядя на него с прежним ожесточением. – Я не спрашиваю у тебя, каким ведовством ты вызнала мое имя; ибо я есть то, что я есть, и не стыжусь этого.

Свободной рукой Эссилт достала из складок платья маленький зазубренный осколок.

– Ты говоришь о ведовстве, Тристан из Лионеля? О нет; к чему мне прибегать к нему, когда доказательства сами бросаются в глаза? Осколок твоего меча застрял в доспехах Морхольта; вот он, видишь? Я берегла его, веря, что судьба однажды окажется ко мне благосклонна. Когда Аэльрот привез тебя, ты сжимал в руке меч; ничто не портило красоту лезвия, кроме маленькой выщербинки, и клянусь тебе, я тотчас же узнала ее. Я приложила осколок к лезвию – они сошлись. А теперь скажи мне, Тристан из Лионеля: что ты делаешь здесь в чужом обличье?