Арин - Заря

И меня повели. Я не сопротивлялась. Я только, что поняла, что своими руками вырыла себе могилу…

И теперь ничего не исправить…

Я лежала на полу темной абсолютно пустой камеры. Единственным освещением был свет факела, пробившийся сквозь зарешеченное окошко в двери, но оно было очень тусклым, так что вряд ли могло победить поселившуюся здесь темноту. В душе была пустота и спокойствие — обычные чувства, которые у меня пробуждала Тьма. Сейчас они были еще потому, что теперь я знала — все, конец. Я сама себе подписала приговор. Смерти мне бояться было нечего — я заранее смирилась с ней, еще тогда в лаборатории. Одно обидно: Зан так и никогда не узнает, что с его сестрой все в порядке… Физически, по крайней мере. Духовно же… Не знаю, но теперь Надьян и Натарина не такие, какими были. Если вспомнить, что я чувствовала, когда принимала чашу из рук мастера Лейрона, цельными личностями они сейчас не являются. И еще… Никто никогда не сможет рассказать мастеру Лейрону о том, кто он на самом деле. Никто, потому что листок… до сих пор у меня. Боги и Духи! Я же его непроизвольно в новое платье положила перед уходом! А если… если показать листок наставнику? Элфешт и эльфийский он знает.

Мысли бродили в голове, но тело не желало шевелиться. Не привыкло оно к такому истязанию: поспать не даю, да еще и нервы себе терзаю почем зря. А пол был не настолько холоден, чтобы замерзнуть. Поэтому, я решила отложить все это на потом, и заснула — даже твердость моей вынужденной «кровати» не помешала.

Он шел по невидимой большинству части замка и думал. Солнце было в зените, и не давало ему покоя, заставляя возвращаться к тому, что произошло прошлой ночью. Он не любил свет — тот растравлял пустоту в душе, заставлял метаться, искать неизвестно чего. Он хотел уйти в свои покои, где не было этого давящего солнца, где вместо метаний и пустоты, в душе появлялось спокойствие. Но сейчас нужно было находиться на свету, и Юриль Веран не давала ему покоя. Необычная девушка, со своим странным воображением. Но за что?.. Боги и Духи, за что правитель осудил её на смерть?! За какую-то детскую фантазию, за легенду, которую любопытная лайн откопала в малой библиотеке? И еще он не мог понять себя. Свои чувства. Не мог разобрать, интересуют его судьба девушки или ему все равно? Чувства менялись со скоростью мысли. Раньше это не замечалось, так как спокойствие и равнодушие понятия, пусть разные, но очень близкие. НО… первый раз правитель вынес смертный приговор. Да так не наказывали даже запрещенных магов! Да что говорить!! Их вообще не наказывали! А здесь? Девушка, которая даже выговор ни разу не получала! За что же её?

К девушке он относился очень положительно — всегда уважал таких людей. И честно говоря, ему будет жаль, если она умрет. Несправедливо умрет. Будет жаль её, Орнета, который, наверняка, очень любит племянницу. Да и самому будет одиноко. С тех пор, как в Замке появилась еще одна «ночная тень», жить стало как-то светлее, что ли. Хотя, в его случае (грустная ухмылка в мыслях) темнее. Со светом у него дружбы не сложилось.

Но что же делать с Юриль? Не оставлять же её так? Юриль… Ни одного из своих учеников, кроме обоих Веран, он не называл про себя по имени. Только по имени рода. И чем так запали в душу тихая девушка и вечно спокойный ничем непоколебимый юноша? Хотя… чего уж рассуждать, делать надо.

Вот перед лицом пристали знакомые двери. Взяться рукой за кольцо. Он испытал странное неудобство — первый раз пришел он сюда оспаривать приказ его правителя. Того, чьи приказы не оспариваются. Но этот свет… и темнота перестала приносить успокоение. Он подавил неприятное чувство и не дрогнувшей рукой постучал. Дождался, когда она бесшумно (так привычно) откроется перед ним, и вошел.

Комната (хотя ученики не знающие и половины Замка назвали бы её малым залом) встретила его мрачностью и шелестом бумаг. Странно… очень странно. Иногда, когда он заходил сюда, у него мимолетно, всего на мгновенье, возникало чувство, что этот кабинет должен выглядеть по-другому. Нет, не большим количеством света, с ним все нормально, а обстановкой. Более четкой, правильной, без рассеянности, присущей всем ученым. И более молодой, что ли. А еще у него иногда, при взгляде на своего повелителя, возникало раздражение, как у человека, чье законное место заняли. Раньше эти чувства практически не замечались, лишь на подсознании для общей информации. Сейчас же, когда даже Тьма отвернулась от него, он явственно чувствовал эти две эмоции и никак не мог понять их истоки. При этом благодарил Духов и Богов, что спокойное лицо уже давно у него стало рефлексом.