Далин Андреевич - Зеленая кровь

– Семью упыря.

– Поменьше эмоций.

– Это факты, а не эмоции.

– Хольвин, я прошу…

– Упыри держали его в вольере. Кормили чем попало – так что у него болит желудок. Он прелестный и теплый, упырям хотелось его тискать, он защищался. Тогда они остригли ему когти вместе с верхними фалангами пальцев. На руках и на ногах – делал кто-то из тех ветеринаров, которые по объявлениям в газетах кого угодно убьют, кастрируют и искалечат. По меркам леса отсутствие когтей – это тяжкие увечья, как ты знаешь…

– Хольвин!

– Сегодня он прокусил упырихе ладонь. Они вызвали "скорую". А из него решили сделать шапку для старшего упыренка.

– Хольвин…

– Довольно, Тео. Ему повезло, что девчонка из "скорой" позвонила в Лигу. Просто пожалела живое существо, вот и позвонила. Не должна была. А теперь скажи, существует ли закон, карающий чем-нибудь серьезным издевательство над ребенком, которого сделали сиротой и калекой? Плюс – покушение на убийство.

Оперативники и ликвидаторы шептались. Лилия шмыгнула носом. Тео помолчал, буркнул мрачно:

– Выпить бы…

– Даже не думай, – сказал Хозяин. – Ты не ответил.

Тео поднял больные глаза.

– Хольвин… Мы максимум можем оштрафовать их за жестокое обращение с животным… на полторы сотни. При том условии, что они не станут поднимать шум по поводу твоего вторжения… Запиши мне адрес, поглядим.

– Интересно, что было бы, если бы кто-нибудь подстрелил упыриху, а упыренку отрезал бы пальцы и мучил бы в комнате, где на полу – кожа его матери…

– Хольвин, не перегибай, пожалуйста, ты же знаешь, что люди есть люди…

– Гниды они, а не люди. Глисты мира. Город лядов. Прости, Тео, но я с некоторых пор этот ваш город ненавижу. И закон заодно вместе с так называемой человеческой цивилизацией. Мудрейшие отцы народа делают все, чтобы остатки живого в человеке умерли окончательно. Почему измываться для забавы над беззащитным существом считается нормальным? Мертвяки милее зверей горожанам?

– Двоесущных боятся, – мрачно сказал Тео. – Ты же знаешь не хуже меня. Поэтому и отрицают упорно наличие разума у них. Зверей боятся, мертвяков – нет. И потом, звери с давних времен – просто расходный материал…

Локкер не выдержал и спросил:

– Почему? Разве людям не больно, когда их душами питаются? Мертвяку же нужно все время кормиться, он все новых и новых пожирает…

Хозяин потрепал его по плечу. Тео сглотнул.

– Милый ты мой зверюга, – сказал он уныло, – они давно привыкли, что их душами кто-нибудь да питается. Ведь родители питаются, учителя питаются, коллеги жрут почем зря – да и сами они друг друга жрут, аж хруст стоит… В детстве – больно, если кто не родился уже нечувствительным, такое тоже бывает. Потом некоторых так скручивает от боли, что они бегут в лес, во всяком случае – за город, кое-кто даже становится Хозяевами… но большинство привыкает. И даже начинают прикидывать, как бы от больного места – от души, то бишь – наконец избавиться и начать кушать других поаппетитнее. Ты разве не замечал – они же все в собственной злобе и тоске, как в коросте. Отчего, как думаешь?

– Не знаю, – сказал лось. – Я мало общался с людьми…

– Любопытно, Тео, – сказал Хозяин, – кто, по-твоему, виноват в предельной дурости закона, а? Это – инстинктивное поведение у отцов нации или оно считается разумом новой формации?

– Это, знаешь ли, еще не дурость, – вспыхнул Тео. – Вот когда Городской Совет, или, еще лучше, Совет Президента, все-таки примет закон насчет гражданских прав для мертвяков, тогда действительно будет дурость. А ведь к тому все идет. Я в курсе, что ты ящик не смотришь. Напрасно, знаешь ли. Там то и дело выступает какой-нибудь высокоученый дядя и распространяется о том, что душа – предмет темный, исследованию не подлежит, а посему вред от людей, избавившихся от собственной души, научно не доказан. За зверей так никто из телемальчиков не вступится. Они же – звери, а посему по меркам человеческим твари опасные и непредсказуемые, к тому же они денег не платят. А мертвяки – они просто альтернативно организованные граждане со странной аурой. В сущности, почти такие же граждане, как и все прочие, только часто посостоятельнее. Нас уже, знаешь ли, называют инквизиторами, охотниками на ведьм… в просвещенный нынешний век… А ваша Лига, как всегда, помалкивает. Вы же выше этого кабака телевизионного, лешаки, не пачкаетесь…

– Я приму к сведению, – сказал Хольвин. – Надо будет кое с кем поговорить… насчет телевизионного кабака.