Я пересела на диван рядом с Тори и взяла её за руку.
— Что ты собираешься делать? Поговоришь с Викой?
— Не знаю. Боюсь, что сделаю только хуже. С тобой у неё был не срыв, а так — просто маленький приступ истерики. Но если я прижму её, Вика действительно может сорваться. По-настоящему. И тогда выдаст себя Мирддину… Честное слово, не представляю, что делать.
Мы долго сидели молча. Я снова начала чувствовать, как присутствие Тори напрягает меня. И это было очень странно — ведь теперь мой разум надёжно защищён. Тем не менее, напряжение присутствовало. И с каждой секундой нарастало…
Внезапно я всё поняла! Мой страх, что я нечаянно открою свои мысли, был только ширмой, за которой скрывалось нечто другое — подавленное желание. Я хотела Тори с тех самых пор, как она изменила внешность и перестала походить на Софи. Я хотела её — и боялась это признать. Потому что признать — означало смириться с тем, что моя связь с Софи не была исключением, результатом случайного стечения жизненных обстоятельств, что меня привлекают и другие женщины. Например Тори — которая уже и выглядит не так, как Софи, и характером от неё сильно отличается, и ведёт себя иначе, и вообще они совсем разные…
Но нельзя обманывать себя до бесконечности. Вот сейчас я сидела рядом с Тори, держала её за руку, прикасалась коленом к её ноге, пьянела от запаха её волос и кожи, сходила с ума от желания почувствовать вкус её губ…
— Дейдра, — наконец спросила она, — что ты так смотришь на меня?
— Просто хочу… — Мой голос сорвался, и я, судорожно вдохнув, выпалила: — Ты не против переспать со мной? Чисто по-дружески.
Не будь я так взволнована и напряжена, то, наверное, рассмеялась бы, глядя на обалдевшую от моих слов Тори.
Когда он вышел из храма Иштар, небо над Вавилоном уже посветлело, но до рассвета было ещё далеко. Тем не менее, ранних прохожих на площади хватало, чтобы Гленн не привлекал к себе внимания. Впрочем, подумал он, какое там внимание? Каждое утро храм покидают мужчины, проведшие там ночь, и для вавилонян это так же привычно, как для жителей Сумеречных Дельф привычны очереди паломников к пифиям.
Сунув руки в карманы куртки, Гленн двинулся наискось через площадь к Висячим Садам Шамурмат, где располагался один из спусков в подземный Зал Перехода. С полуночи до шести утра, когда наплыв туристов спадал, Зал был доступен для всех, в том числе и для праздных посетителей. Гленн был рад, что не придётся нанимать лошадь или пешком тащиться до ближайших Ворот Набу, а от них — до предместья, где заканчивалось действие блокирующих чар.
Но это была единственная его радостная мысль. Остальные не отличались особой весёлостью — в частности, он с содроганием представлял свою встречу с друзьями. Особенно, когда через пару часов вернётся Шейн и примется расспрашивать, как ему понравилась «та новенькая брюнеточка, м-м-м, сам бы съел». Мортон будет ржать, как идиот, Патрик — иронично улыбаться, Феб — смотреть на него с сочувствием, а Лана с Амалией… Вот их реакции Гленн боялся больше всего. Они ведь не знали его в более ранние времена, когда чуть ли не после каждого концерта устраивались разнузданные вечеринки с девочками-фанатками. Лана была свидетельницей только одной из них, самой последней, потом Патрик и Феб остепенились, так как нашли себе подруг, будущих жён, Гленн остепенился с ними за компанию (и тоже по веской причине), а Мортон и Шейн стали развлекаться на стороне. Да и в любом случае, совсем не зазорно закадрить одну из толпы поклонниц, которые и так вешаются тебе на шею, это вполне естественно. А вот ходить в храм Иштар, фактически бордель под религиозной вывеской, это уже совсем другой номер…
Погружённый в раздумья, Гленн совсем не заметил, что за ним через площадь следовала невысокая девушка-шатенка в коротком платье из синего шёлка. Только на подходе к Висячим Садам, когда она стала догонять Гленна, участившийся цокот её каблуков по брусчатке привлёк его внимание. Он оглянулся на неё и тут же остановился, едва не споткнувшись. А девушка быстро подошла к Гленну и наотмашь влепила ему пощёчину.
— Саби, за что?! — потрясённо простонал он, прижав свою ладонь к горящей щеке; изящная ручка Сабрины оказалась на удивление тяжёлой. — Какая муха тебя укусила?
— А ты не понял? — спросила она, гневно сверкая голубыми, как у её матери Софи, глазами. — От прелестей вавилонских блудниц совсем мозги размякли?
Если до этих слов у Гленна была красной только ударенная щека, то теперь запылало всё его лицо включительно с ушами.
Читать дальше