Святослав Аладырев - Извек

После Масленицы время пробежало, как весенний ручеёк и скоро, по зеленеющей траве, Сотник с молодыми дружинниками направились в Киев. Уже за день до места, Извек ловил носом запахи знакомых земель, жадно всматривался вдаль, где вот-вот должны были показаться родные холмы. Истосковавшись за полгода, Сотник едва держался, чтобы не пустить Ворона вскачь. Однако, дороги ещё не просохли и приходилось из осторожности держать лёгкую рысь.

Подъезжая к берегу Днепра, издали заметил над рекой одинокую фигурку Ясны. Как и полгода назад, её взгляд по прежнему был прикован к склону, хранящему тайну гибели Рагдая. Сотник помрачнел. Сжав губы, решил набраться мужества, да победив необъяснимое чувство вины, как-нибудь зайти проведать. Не видя причин для хмурости, парни переглядывались и удивленно косились на темнеющий вдалеке силуэт.

Заметив их растерянность, Извек пустил Ворона шагом и негромко произнёс:

— Это, ребятушки, сильнее смерти. И жизни, пожалуй, тоже.

Заметив непонимающие взгляды учеников, грустно улыбнулся. Историю Рагдая и его невесты надо рассказывать целиком. Подумав с чего начать, он ещё раз оглянулся на далёкую фигурку Ясны и заговорил…

Все превратились в слух. Восхищённо качали головами, узнавая каким был Рагдай, как умудрился добыть легендарный щит Олега, долгие годы оберегавший неприкосновенность разжиревшего Царьграда. Как великая любовь хранила воина в самых жестоких сечах. Как вся дружина ждала его возвращения, чтобы погулять на свадьбе лучшего княжьего лазутчика. И как погиб он, у самого Киева, прикрывая отход Залешанина.

…К концу истории ученики насупились, в глазах пропал юношеский задор, на безусых лицах играли желваки. До самого детинца ехали молча, примеряя к себе поступок Рагдая, легендарного рыкаря—берсерка, заплатившего долг чести собственным счастьем.

Передав молодцев воеводе, Извек с облегчением вздохнул и двинулся на поиски Эрзи с Мокшей. Наконец-то предстояло посидеть со старыми друзьями и послушать, что новенького в Киеве. По дороге к корчме, из окна одного из теремов, донеслись едкие смешки. Сотник едва не застонал от досады: совсем забыл про Млаву, ехидную боярскую дочку, живущую на этой улице. Ехал не оглядываясь. Пока не свернул в проулок, за спиной всё слышался её неуёмный смех и подхихикиванье дворовых девок. Наконец из-за угла показалась знакомая коновязь. Ворон всхрапнул, заставляя сородичей обратить на себя внимание. Приблизившись, поприветствовал знакомых жеребцов тихим ржанием, угрожающе зыркнул на новеньких и гордо прошествовал к своему законному месту.

— Ладно тебе задираться! — рассмеялся Сотник спрыгивая с седла. Руки быстро привязывали повод, а глаза уже скребли истёртую кольчужными плечами дубовую ляду.

Еле удерживаясь, чтобы не поскакать вприпрыжку, поправил перевязь с мечом, согнал с лица счастливую улыбку и степенно, потихоньку толкнул дверь.

В журке всё было по-старому. Сидящие, за негромкими разговорами, неторопливо губили питейные запасы хозяина, изредка оглядываясь на гогот компании, собравшейся вокруг Мокши. Эрзя был тут же, по обыкновению дремал, привалившись к стене и, лишь изредка вставлял словцо в складные прибаутки друга. По соседству расположились Сухмат с Рахтой и тихим северным колдуном прижившимся в их доме.

Льок сутулился над кружкой, которой маленькому шаману хватало на весь вечер. Одним ухом слушая разговоры, он что-то шептал себе под нос и забавлялся с забредшим на стол тараканом. То заставлял бегать вокруг своей кружки, то петлять между кружками Сухмата и Рахты.

Заметив усача, в очередной раз несущегося между рук, Рахта сдул таракана на пол и зло зыркнул на скуластого Льока.

— Ты чё, колдовать сюда пришёл? Тут тебе не дома! Тут тебе благородная и почтенная журка. Уймись, не то сейчас вторую порцию налью!

Льок испуганно закивал и уткнулся сплюснутым носом в кружку. Припомнив, как однажды попробовал выпить всё, что налили, вздрогнул, передернулся от жутких воспоминаний и прилежно отхлебнул.

— Так—то лучше, — одобрил Рахта и снова прислушался к разговору за соседним столом.

В этот момент взгляд Мокши наконец упал на вошедшего и полумрак корчмы протаранил его восторженный рёв.

— Ящер меня задери—прожуй—выплюнь, если это не борода Сотника. То-то у меня нынче весь нос исчесался. Хозяин! Не дай великим воинам умереть под твоей крышей от подлой жажды. Неси чем спастись друзьям славного Извека!