Макс Фрай - Неуловимый Хабба Хэн

— Ты что, серьезно? — изумился сэр Шурф.

— Ну да. А что тут такого? Только больше не вздумай надевать в этом состоянии свои рабочие перчатки. Это — мое единственное условие. Все остальное на твое усмотрение.

— Слушай, сэр Макс, а тебе самому не кажется, что ты себя очень странно ведешь? — неожиданно спросил он.

— Мне кажется, что в кои-то веки я наконец веду себя абсолютно нормально. Но со стороны, возможно, виднее. А что ты, собственно, имеешь в виду?

— Ну как — что…

Он замялся, помолчал, наконец решился и приступил к делу — как в омут головой.

— Ты вообще понял, что произошло? Или не дошло пока? Я же честно признался, что хотел присвоить твою личность, вернее, твою Тень. По крайней мере, собирался ради этого рискнуть, причем не только своей, но и твоей жизнью, рассудком — сам уже не знаю, чем именно; твоей восхитительной башкой, уж прости, трудно обрабатывать научную информацию, не для того она создана… Я же говорю, никому не известно, что случится, если действие снадобья закончится в тот момент, когда одного из участников Обмена Ульвиара не будет в той реальности, где все начиналось. Никаких гарантий безопасности. А я даже не потрудился поставить тебя в известность. То есть перед тем, как ты сюда заявился, я как раз понял, что не имею права так поступать. И почти твердо решил вернуться, поговорить с тобой, спросить разрешения или поставить ультиматум, сам не знаю, как я собирался выкручиваться… Но это я сейчас тебе рассказываю, а подтвердить не могу. У меня есть только слова, пустая болтовня пойманного за руку воришки, верить которой я сам не стал бы.

Он перевел дух, испытующе поглядел на меня и почти возмутился:

— Слушай, если ты все это понимаешь, почему ты так спокоен? То есть нет, почему ты спокоен, мне как раз ясно. Орать ты сейчас не станешь и в драку не полезешь. Но откуда такая снисходительность? Мне она, насколько я знаю, не свойственна, а уж тебе и подавно.

— Это не снисходительность, — я пожал плечами. — Ни о какой снисходительности и речи быть не может… Ладно, если ты уже выговорился, будь добр, соберись с мыслями и сформулируй еще раз, в чем, по-твоему, состоит преступление? Только очень коротко. Одной фразой. Без этой вот моей обычной пафосной болтовни не по делу.

И, увидев, что он морщится, как от зубной боли, прибавил:

— Пожалуйста, сформулируй. Я не издеваюсь. Просто иначе будет трудно наглядно объяснить.

— Ладно, — вздохнул сэр Шурф. — Преступление состоит в том, что я хотел попробовать присвоить твою личность, рискуя при этом твоей жизнью.

— Вот. Хорошо. А теперь посиди и подумай: кто хотел? Чью личность? Чьей жизнью ты собирался рисковать?

Он собирался сразу что-то ответить, но я выразительно приложил палец к губам.

— Очень тебя прошу, помолчи и как следует обдумай мои вопросы. Если хочешь, могу дать тебе еще одну сигарету. Для меня это всегда был неплохой способ перетерпеть вынужденное молчание. И тебе сейчас поможет, не сомневайся.

Он кивнул, как мне показалось, почти обиженно. Однако пауза в разговоре вышла не тяжелая, как можно было бы ожидать, а, напротив, легкая и приятная. Настоящая передышка, возможная обычно только наедине с собой. Но, строго говоря, я и находился сейчас наедине с собой. И очень хотел, чтобы Шурф тоже это понял.

— Хочешь сказать, это было не мое желание — оставить себе полюбившуюся маску? — наконец спросил Лонли-Локли. — Ошибаешься, желание точно мое. И очень давнее, если начистоту. Я еще не знал, что такое возможно, а уже думал: приятно, наверное, быть сэром Максом. И очень хотел попробовать, как оно на самом деле.

— Желание, может, и твое. А бессмысленная авантюра, спешный побег в другой Мир, который, скорее всего, ничего не изменит, все же явно моя. И вот это нелепое сочетание совестливости с полной безответственностью — узнаю. Впрочем, все это не имеет решающего значения. Можно сидеть тут годами, разбирать каждый твой поступок, всякое душевное движение и спорить до хрипоты, чье оно — твое, мое? Важно не это, а то обстоятельство, что сейчас невозможно точно установить, где заканчивается один человек и начинается другой. Я только это и хотел сказать. Ты, конечно, здорово меня подставил, вернее, собирался. Чужого человека я бы за такое, пожалуй, возненавидел. Но себе-то я обычно прощаю абсолютно все — а как иначе? В самоубийцы я не гожусь, я из другого теста, сам теперь можешь оценить.

— Да уж, самоубийцей тебе не бывать. Все что угодно, только не это, — авторитетно подтвердил Лонли-Локли.