Чайна Мьевиль - Шрам

В это утро ей не разрешили пройти на основную палубу.

— Извините, мадам, — сказал матрос. Он был молод и отчаянно смущался, стоя на ее пути. — Приказ капитана: пассажиров на главную палубу до десяти не пускать.

— Почему?

Он вздрогнул, словно женщина ударила его.

— Заключенные на прогулке, — сказал он; глаза Беллис немного расширились. — Капитан дает им возможность немного подышать воздухом. А после них нужно будет отдраить палубу — они ужасно грязные. Почему бы вам пока не позавтракать, мадам? Мы тут вмиг закончим.

Беллис отошла в сторону, остановилась и задумалась. Ей это совпадение ой как не понравилось — сразу же после ее разговора с Иоганнесом.

Она хотела увидеть мужчин и женщин, перевозимых в трюме, и не знала, что ею движет — любопытство или какое-то более благородное чувство.

Вместо того чтобы отправиться в столовую на корме, она спустилась в мрачные боковые коридоры с узенькими дверями. Сквозь стены прорывались низкие звуки — человеческие голоса звучали как собачий лай. Беллис открыла последнюю дверь, за которой находился стенной шкаф с полками, оглянулась — кроме нее, здесь никого не было. Она докурила и вошла внутрь.

Отодвинув в сторону опорожненные бутылки, Беллис увидела, что древнее окошко заблокировано полками. Она очистила их от мусора и потерла стекло — без особого результата.

Она уставилась на кого-то, проходившего мимо — не дальше чем в трех футах от нее. Затем нагнулась и прищурилась, желая получше разглядеть, что происходит на палубе. Перед ней была огромная бизань-мачта, за которой угадывались очертания грот- и фок-мачт. Внизу была главная палуба.

Матросы двигались, забирались на мачты, чистили палубы, ставили паруса — занимались своей работой.

Была здесь и масса других людей — они сбились в группки и если двигались, то медленно. Рот у Беллис скривился. Здесь были в основном люди и в основном мужчины, но все разные. Они видела мужчину с гибкой трехфутовой шеей, женщину с клубком подрагивающих рук, кого-то с гусеницами вместо нижней половины тела, и другого — у него из костей торчали провода. Единственное, что у них было общего, — это грязная одежда.

Беллис никогда еще не доводилось видеть столько переделанных одновременно, столько людей, подвергшихся изменениям на пенитенциарных фабриках. Некоторые, по замыслу их создателей, должны были работать в промышленности, другие, казалось, воплощали чьи-то абсурдные фантазии, и ничего больше. У них были изуродованы рты, глаза — что угодно.

Несколько заключенных были Ксениями: перекособоченные какты, хотчи с переломанными шипами, горстка хепри, чьи скарабеевидные головотела подергивались, отражая лучи блеклого солнца. Ни одного водяного Беллис, конечно, не видела — им для жизни требовалось много пресной воды, слишком ценной в таких дальних плаваниях.

Она услышала крики тюремщиков. Между переделанных, размахивая бичами, вышагивали люди и какты. По двое, по трое, по десятеро заключенные поплелись, описывая неровные круги по палубе.

Некоторые лежали без движения, за что подвергались наказанию.

Беллис отвернулась.

Вот, значит, какие у нее невидимые попутчики. Возможность подышать свежим воздухом, кажется, не очень-то их воодушевляет, спокойно подумала она. Похоже, эта прогулка не очень их радовала.

Флорин Сак двигался ровно столько, сколько было нужно, чтобы не получать ударов бича. Он ритмично шевелил глазами. Три широких шага — глаза опущены, чтобы не привлекать внимания, потом один шаг — глаза подняты, чтобы видеть небо и воду.

Корабль слабо подрагивал — внизу работал паровой двигатель, паруса были подняты. Мимо них проплыли скалы острова Танцующей птицы. Флорин неторопливо двигался к левому борту.

Вокруг него были люди, делившие с ним трюм. Заключенные-женщины, сбившись в группку размером поменьше, стояли чуть в стороне. У всех них, как и у самого Флорина, лица были грязными, а их выражение — безразличным. Он не приближался к ним. ….

Вдруг Флорин услышал свисток — его резкий двухтоновый звук отличался от криков чаек. Он поднял глаза и увидел Шекеля: тот смотрел на него, драя какой-то массивный металлический выступ. Их взгляды встретились, на лице мальчишки мелькнула улыбка, и он подмигнул Флорину. Флорин улыбнулся в ответ, но тот уже смотрел в другую сторону.

Офицер и матрос — их можно было различить по эполетам — совещались на носу корабля, стоя у какого-то медного механизма. Флорин прищурился, пытаясь разглядеть, что они делают, и тут же ощутил удар по спине — не сильный, но ясно давший понять, что следующий будет больнее. Охранник-какт крикнул, чтобы Флорин пошевеливался, и он побрел дальше. Чужеродная ткань, привитая к груди, досаждала ему. Щупальца вызывали зуд и раздражение кожи, словно солнечные ожоги. Он поплевал на них и втер в кожу слюну, словно мазь.