Фиона Макинтош - Кровь и память

— Лайрик, если вдруг здесь объявятся любители совать нос не в свои дела, скажите им, что тело захоронено в безымянной могиле. Притворитесь, что ничего не знаете сами, поскольку лишь отдавали распоряжения. Вы — начальнику стражи, тот — своим подчиненным, те — могильщикам и так далее, чтобы было непонятно, кто за все это отвечал. Постарайтесь создать впечатление, что лично вас это не касается.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Крелль, а вы тем временем займитесь телом. Кому можно доверить погребение?

— Отец Парин, моя королева, человек уважаемый и лучше всего подходящий для этого дела. Он поможет нам предать тело Ромена Корелди земле с надлежащим достоинством.

— Разумеется, с достоинством, — согласилась Валентина, но перед ее мысленным взором в очередной раз предстала Хилдит, услаждающая продажными ласками ее возлюбленного. — Тело будет предано земле без свидетелей. Никто никому ничего не говорит, за исключением отца Парина. Крелль, прошу вас, распорядитесь выделить место рядом с моим отцом.

— Ваше величество, в королевском склепе?

В его тоне слышалось недоумение, и Валентина поняла, что канцлер не одобряет ее решение.

— Именно, — твердо произнесла она. — Корелди заслужил эту честь. Он сражался, защищая жизнь моего отца, и, безусловно, спас мою собственную. А еще он… — Валентина не договорила, вернее, заставила себя замолчать, не дав вырваться предательским чувствам. Ее подданным лучше не знать о них. И она со вздохом добавила: — Такова моя воля.

— Как прикажете, — ответил Крелль и отвесил поклон.

— Лайрик, а как те солдаты, что сопровождали вас?

— Все как один проверены на надежность, ваше величество. Если позволите, я сейчас соберу всех и доведу до их сведения ваше распоряжение.

— Пусть каждому из них за этот месяц выплатят двойное жалованье. Люди должны понять, что мы высоко ценим их преданность.

Лайрик кивнул и, отвесив поклон, удалился.

— Платье, — произнес Крелль, — нам нужно обрядить покойного в подобающее платье.

Валентина вновь перевела взгляд на бездыханное тело Корелди в пропыленном дорожном одеянии.

— Ему к лицу темно-серый цвет, — заметила она сдавленным голосом. — Он подчеркивает синеву его глаз.

Канцлер поднял на нее недоуменный взгляд, но тотчас поспешил отвернуться. На лице Валентины читалось неподдельное горе, и он понял, что ее лучше оставить одну.

— Ваше величество, я пойду, разыщу отца Парина, — пробормотал Крелль.

Дверь часовни едва слышно закрылась.

— Запри ее на замок, Финч. Я хочу побыть одна, — добавила королева, и в этот момент чувства взяли над волей, и она разрыдалась. Склонившись над окоченевшим телом любимого, Валентина лила безутешные слезы. В эти мгновения в часовне была не королева, обязанная, что бы ни творилось в душе, блюсти жесткие правила придворного этикета, а молодая женщина, горько оплакивающая смерть возлюбленного.

— Убийца снял с него браслет, — заметила она сквозь слезы. Она не стыдилась, что плачет в присутствии Финча.

— Да, ваше величество, я уже это заметил. Но, с другой стороны, цена ему невелика. Корелди рассказывал, что браслет сплела сестра из старого бисера, который был у нее еще с детства.

— Да-да, дешевая безделушка, но для Ромена она значила многое. Кто знает, может, и для убийцы тоже.

— Что вы хотите этим сказать, моя королева?

Валентина пожала плечами.

— Думаю, как еще одно доказательство того, что он мертв. Любой, кто знал Ромена, заметил бы, что он никогда не снимал с руки браслет.

Финч кивнул, но промолчал.

— Какой у него умиротворенный вид, — заметила Валентина. Взгляд ее был прикован к руке, от которой неизвестный убийца отрезал палец.

Финч заметил, что королева успела вновь застегнуть пуговицы на рубашке, чтобы скрыть кровавую рану.

— Можно подумать, он просто спит, — добавил он.

— Верно, с той лишь разницей, что Ромен не любил бездельничать. Энергия била в нем ключом. Боже, нам никогда больше не услышать его смех, его шутки. Ты помнишь, он любил пошутить, но то были добрые шутки.

Финч собрался с мужеством и произнес:

— Скажи я, что это просто мертвое тело, а вовсе не тот Ромен Корелди, которого вы так любили, что бы вы на это ответили?

Валентина недоуменно посмотрела на него и вытерла слезы.

— Я бы сказала, что ты жесток. Как ты смеешь говорить подобное, если тебе известны мои чувства… чувства но отношению к Ромену.

Продолжать разговор на эту тему было бесполезно, но Финч решил рискнуть еще раз. По крайней мере не придется потом корить себя за то, что промолчал.