Морис Делез - Конан и Гнев Сета

На первый взгляд все выглядело нормально: почувствовав, что сейчас весь постоялый двор окажется поднятым на ноги и им несдобровать, бандиты спешно удрали. Поступок казался совершенно разумным, если бы не одно «но» — напарник сражавшегося с Конаном бандита на лету подхватил срубленную киммерийцем голову своего товарища и скрылся вместе с ней! Если бы не это, северянин не дал бы уйти мерзавцу, но, сам того не желая, замер на миг, пораженный, и время оказалось упущено.

— Кром!— выругался киммериец, сплюнул в сердцах, подбежал к лежавшему на земле Бергону.

Увидев его, тот попытался улыбнуться, но вместо этого мучительно закашлялся кровью.

— Ты как?

— Да вроде жив.

Он вновь попытался улыбнуться, но сморщился от боли. Одежда на правой половине груди была обильно пропитана кровю. Судя по всему, оружие пробило легкое.

— Крепись, парень, от таких ран не умирают… Да позовите же кто-нибудь Вербара!— крикнул Конан, ни к кому не обращаясь, но несколько человек из обступившей их толпы поднятых на ноги домочадцев бросились в дом, однако старец уже и сам спешил к ним.

Склонившись над юношей, он сразу понял, в чем дело.

— Переносную кровать, живо!— крикнул он.— Горячей воды и побольше чистого полотна и света! И не толпитесь вокруг — ему нужен воздух!

Конан с облегчением вздохнул — за жизнь его молодого друга теперь можно было не беспокоиться — и отошел к Олвине и Калиму, стоявшим несколько в стороне.

— Видели?— спросил киммериец неизвестно о чем, но оба его прекрасно поняли.

— Да,— кивнула девушка,— не совсем обычно.

— Быть может, они были братьями,— высказал свое предположение Калим.

— А-a! Брось! В тебе слишком много благородной крови! — Конан досадливо поморщился.— Эти скоты мать родную продадут за гнутый медяк!

— Тогда зачем им это? — невозмутимо поинтересовался зингарец.

Не зная, что ответить, Конан раздраженно хмыкнул, и тут его осенило.

— Они не хотят, чтобы их узнали! — воскликнул он.— Недаром они и сражались в масках!

— Быть может, и так.— Калим пожал плечами.— Во всяком случае, это легко проверить.

Не сговариваясь, все трое бросились к конюшне. Под самым окном валялись два трупа. Безрукий был аккуратно обезглавлен, но ни его головы, ни головы его приятеля нигде не было видно.

— Ну, дела!— Олвина покачала головой.— Безголовые бандиты — это что-то новое!

— А ведь должен быть еще один! — воскликнул Конан и бросился в дом.

Он ворвался в комнату, занимаемую двумя старцами. Пришпиленная его кинжалом к стене, рука бандита покоилась на прежнем месте, но ее неестественная неподвижность показалась киммерийцу подозрительной. Потайную задвижку удалось найти достаточно быстро. Замаскированная под резную панель маленькая дверца открылась, словно, сама собой. В узком, запыленном, сплошь затянутом паутиной коридоре лежал обезглавленный труп, левая рука которого по локоть уходила в стену. Залившая все вокруг кровь уже застыла темной коркой, и Конан понял, что больше ему здесь делать нечего.

В дорогу собрались лишь после полудня. Бергон с тугой повязкой на груди был бледен, но держался молодцом. Хозяин постоялого двора, низкорослый толстяк, лишь сокрушенно качал головой, не в силах прийти в себя после ночного кошмара, когда «полторы сотни разбойников попытались перерезать всех его постояльцевэ! Конан ухмыльнулся про себя, представляя, как стремительно будет расти в его рассказах число ночных бандитов!

— Кто бы мог подумать,— безостановочно вздыхал толстяк,— всего месяц назад купил это дело, был уверен, что изучил весь дом с крыши до подвала, и вдруг такое!

Однако, когда киммериец хотел дать ему десяток золотых, чтобы он ухаживал за Бергоном как следует, тот наотрез отказался.

— Это случилось в моем доме, и, значит, забота о раненом полностью лежит на мне! — тоном, не терпящим возражений, заявил он, и Конан враз зауважал добродушного толстяка.

— Не отчаивайся, друг мой.— Киммериец присел у кровати раненого.— Не знаю, свидимся ли, но в любое время приезжай ко мне в Тарантию.

— Да где же мне искать-то тебя? — удивился юноша.— Город ведь огромный!

— Где же еще, как не в королевском дворце!— рассмеялся Конан.

— Так ты…— начал Бергон и осекся.— О, пресветлый Митра, какой же я болван!

Зенобия склонилась над сыном, поцеловала его в щеку, поправила одеяло и ласково улыбнулась, но глаза ее невольно выдавали тревогу, и Конн, несмотря на то, что был всего лишь мальчиком, сразу почувствовал это.