Донован Фрост - Конан и Копье Крома

Это была единая масса, которая шевелилась, двигалась, нападала и отступала, метала тучи стрел, подмигивала защитникам множеством факелов, обтекала поле боя то по ходу солнца, то — против, но все это было за гранью постижения тарантийского стратега и пугало его.

Орантис Антуйский, отбив третий, самый яростный штурм, с ужасом признался себе, что, имей он под своим командованием и десятую часть этой орды, при условии, что она подчинялась бы его приказам и имела бы время подготовиться к приступу — давно бы взял Венариум.

Разумеется, он тщился не выглядеть полководцем, готовившимся сдаться в плен. Может быть, потому что и сдаваться было некому — как управлялось это черноголовое воинство и управлялось ли вообще, тарантиец не знал. Он стоял, облокотившись о ложе баллисты, к которой, кстати сказать, так же как к катапультам, больше не было снарядов, и отдавал короткие, уверенные, бессмысленные команды офицерам Легиона.

Что-то вроде: «Соберите все масло в походных кухнях, велите разлить по горшкам и зарядите, Митра вас разорви, баллисты и проклятые катапульты».

Легионеры, большей частью израненные, смертельно усталые, потные, с печатью обреченности на лицах, переводили пустые глаза с герцога на шевелящееся море врагов. Они уже сделали для обороны форпоста Аквилонской Короны все, что было в человеческих силах, и готовились умирать.

— Через день-два из-за Кряжа подойдет армия, цвет аквилонского рыцарства, лучшие полки столичной гвардии, и сотрет дикарей в порошок… — Тарантийцу казалось, что он говорит уверенно и веско.

Он размахивал руками, показывал командирам отдельных башен секретные планы Магистрата, вещал о том, что надо выстоять, ибо варвары есть варвары и ни черта не смыслят в стратегии.

Офицеры-порубежники смотрели куда-то вверх, и Орантис все не мог понять, на что — то ли на горделиво вьющиеся по ветру алые стяги с золотыми зверями, то ли на вдруг очистившееся киммерийское небо, тщась разглядеть Дворец Митры, то ли на кружащихся в прозрачном воздухе трупоедов.

— Завтра, а скорее всего — послезавтра дикари будут раздавлены между крепостными стенами и тяжелой кавалерией, как между молотом и наковальней! — Голос стратега дошел до визга, он поперхнулся и замолчал, глядя на пятерых угрюмых легионеров, созванных на совет. — Пять башен, пять овеянных славой знамен, привезенных моим эскортом из сверкающей Тарантии, пять славных командиров… — бормотал Орантис, комкая в руках кружевной платок, когда над черноголовым воинством пронесся истошный вой, в котором чуткое ухо могло бы узнать имя грозного божества этой земли. Воды всколыхнулись и поплыли к стенам аквилонской твердыни. Один из легионеров, баюкая у груди стянутую в лубке сломанную руку, задумчиво смотрел на море факелов, трое, словно по команде, повернули свой взор не на юг, откуда, по мнению герцога, должна была прийти помощь, а на северо-восток. Туда, где клубились снежные смерчи и разглядеть что-либо было невозможно.

Пятый, невысокого роста боссонский ветеран, по мнению Орантиса — совершенно разбойничьего вида, одноглазый, трехпалый, рябой, шагнул вперед, к мертвенно застывшей баллисте.

Орантис Антуйский успел выдохнуть со свистом воздух из разрывающихся легких, когда командир лучников коротко, без замаха, левой покалеченной рукой ударил его по лицу.

Голова герцога безвольно мотнулась на тонкой белой шее и безвольно свесилась на грудь. Небеса, непривычно синие, стервятники, зубчатая стена, колесо метательной машины — все это завертелось в глазах Орантиса, и он упал на дощатый настил башни, и щегольской плащ накрыл его тело.

— Да как вы смеете, мужичье! — закричал носатый барон, в это мгновение поднявшийся на башню с тревожной трубой в руках.

Он бросился к боссонцу, на ходу вытаскивая из ножен огромный кавалерийский меч с золоченой гардой. Раненый гандер не глядя ткнул ему в живот ножом и скривился от боли в сломанной руке, вызванной резким движением.

Кандидат в Магистрат по делам северных территорий, так и не ставший действительным его членом, уронил наполовину выхваченный клинок назад в ножны, схватился за панцирь, где между пластинами в кольчужной сети зияла дыра, сделал два неуверенных шага и закричал.

Боссонец, ругаясь на обоих нордхеймских языках, поминая также и пиктских демонов, ухватил его за плащ и старался удержать на краю парапета. Однако ударившая снизу киммерийская стрела пробила барону горло, тело его конвульсивно дернулось и полетело вниз. Бушующие внизу волны поглотили его. — Жаль меча, — буркнул командир лучников.