Хараг не видел происходящего внутри дома, хотя именно это он должен был делать по их взаимному уговору. Он не мог отвести взгляда от постоянно меняющегося лица Рамсиса, и изменения эти были воистину ужасающи.
Он вперился взглядом в только ему видимую точку пространства, и жилы на его шее напряглись, а лицо сделалось алым. Хараг увидел, как опустилась одна рука стигийца. Синева начала подниматься от груди, а глаза полезли из орбит, когда вторая рука медленно последовала за первой. Синева поднялась выше, белки налились кровью. Жрец медленно повернул голову, посмотрел на него, и рот Рамсиса раскрылся в злобном оскале.
Хараг стоял ни жив, ни мертв. Рука медленно поднялась, и замориец не мог отвести от нее парализованного ужасом взгляда. Когда же она сдвинула пальцы, словно схватив что-то, и сделала вращательное движение, лишь тогда он понял, что стигиец видит не его, а что-то иное, и взгляд его устремлен на что-то неведомое ему, находящееся в том доме.
Страх отступил прочь. Хараг выругал себя и обернулся к Зрачку Затха.
Трое замерли. Никто из них еще не успел испугаться, они были просто удивлены, и лишь когда взгляды их встретились с грозным взором Богини Страсти и ее прекрасные черты исказила гримаса злобной радости, страх шевельнулся в сердцах трех воинов, сковав тела холодом ужаса, лишив способности трезво мыслить.
Словно объятые черным колдовством, они зачарованно следили, как поднимается тяжелая бронзовая рука богини. Выше… Выше… Еще выше. Вот могучая длань сомкнулась на голове молодого насмешника. Легкий поворот кисти, и что-то отвратительно хрустнуло. Рука разжалась, выпустив бездыханное тело, комком безжизненной плоти рухнувшее на пол.
И словно разбилась невидимая стена — реальность вернулась. Брун и Крин отскочили, мгновенно обнажив клинки, еще не отдавая себе отчета в том, что их жалкое оружие бесполезно в борьбе с бронзовым монстром. И как раз вовремя — вторая рука описала широкий полукруг и неминуемо переломала бы ребра обоим, останься они на месте.
В зале в это время находилось человек двадцать, и все замерли в оцепенении, но окрик сотника привел их в чувства.
— А ну очнитесь, Нергаловы отродья, или к утру ваши трусливые шкуры вывесят на просушку на Серых Равнинах! Шом и Нук! Один к хозяину, второй к апартаментам молодой госпожи! Скажите — бронзовая девка сошла с пьедестала!
Однако приказ его запоздал. Тефилус уже выскочил на площадку, где сходились воедино обе лестницы, и замер, не веря своим глазам. И все-таки он не потерял способности мыслить, как того можно было ожидать, хоть и попобледнел, как полотно.
— Брун! Что будем делать?
— Драться! — последовал ответ, быть может, достойный ажения но ничего не объяснявший.
На шум и крики начали сбегаться воины со всего дома. На площадке рядом с Тефилусом появились на шум Аниэла с Сиотвией, заспанные и растрепанные. В дверях под ними показались рабы и толстая чернокожая кухарка округлившимися от ужаса глазами смотрела, как бронзовая статуя, которую она лишь утром любовно протирала от пыли, размахивает руками, словно парой мечей и же три бездыханных трупа валяются у ее ног.
Люди продолжали беспорядочно нападать на неожиданного врага, налетая одновременно со всех сторон, словно борзые, обложившие логово медведя, наконец-то дождавшиеся, когда он выберется наружу.
Удары сыпались со всех сторон. Бронзовая фигура размахивала руками, разворачиваясь то вправо, то влево, и движения ее становились все легче и размашистей с каждым взмахом, с каждым поворотом движения её становились всё легче, размашистей. Она начала приседать и отклонять туловище то в одну, то в другую сторону, чтобы убийственной дланью захватить большее пространство.
Ей удалось схватить за щиколотку еще одного воина, но она не стала тратить на него время, как то было с первыми тремя жертвами, а крутанула его, словно палицу, мощным ударом размозжив голову о мраморные ступени.
Оставшиеся товарищи убитого с удвоенной яростью бросились в бой.
— Брун!
Сотник отскочил, тяжело дыша, и поднял голову.
— Поднимись ко мне! Ты не должен участвовать в этой свалке.
Старый воин тяжелым взглядом посмотрел на сражавшихся и с сожалением убрал меч в ножны, но, когда поднялся наверх, к Тефилусу и двум женщинам, происходящее представилось ему совсем в другом свете. Он видел, что сопротивляться бессмысленно. Пока еще они сдерживают грозного противника, но скоро начнут уставать, и картина боя неизбежно изменится. Сотник понял, что, если что-то не придумать прямо сейчас, его сотня поляжет задолго до рассвета.
Читать дальше