Брэнт Йенсен - Пленники Камня 2. Хозяева побережья

— Всё в порядке, — сказал монах. – Со мной всё нормально. Мне просто надо подышать воздухом.

Опираясь на стены, Монтейро добрался до выхода из обители. Удивительно, но стоило первым лучам солнца коснуться монаха, как его оставили и боль, и слабость. Провожаемый тревожными взглядами монашеской братии, Монтейро шел прочь.

Он долго слонялся по городу без какой-либо цели. Монтейро, как никогда, ощущал близость безумия. Начало положено. Через три дня он лишится остатков разума. Надежды не оставалось. Перерождение ему не грозит.

Тут его внимание привлекли крики «пожар», доносившиеся с одной из улиц. Монтейро отправился посмотреть, что происходит. Возможно, понадобятся его услуги, как жреца Митры.

Горело маленькое одноэтажное здание. Вокруг него уже собралась приличная толпа. Никто и не пытался потушить пожар. Пламя полыхало во всю мощь. В этот миг в голове монаха словно переклинило что-то. Расталкивая людей, он бросился к домику.

— Стой, дурак! – кричали ему вслед. – Никого там нет!

Есть. Монтейро точно знал, что есть. Маленькая девочка, которая сидит и ждет, что он её спасет.

Зингарец мощным ударом ноги высадил дверь. Он еле успел уклониться от вспышки пламени. Изнутри валил густой дым. Монтейро прикрыл рукавом лицо и вошел внутрь. Ничего не было видно. Жара стояла невыносимая. Дышать было не чем, легкие забивал дым. Зингарец понял, что у него в запасе лишь несколько мгновений. Если девочка сидит всё в том же углу, они успеют выбраться. Если нет, погибнут оба.

Монтейро вслепую шарил руками, разыскивая ребенка. Закралась предательская мысль, что видение может повториться во всех деталях, и он просто пройдет сквозь девочку. Но нет. Вот оно, маленькое детское тельце, сжавшееся в комочек. Монтейро схватил ребенка и выбежал наружу. Сделал несколько шагов от горящего дома и упал. Прямо на девочку.

Ребенка извлекли из-под монаха и куда-то унесли. Самого Монтейро перевернули на спину. Над ним склонился незнакомый ему человек с густой бородой и плеснул монаху в рот какой-то жидкости. Горькой. Монтейро закашлялся.

— Сейчас тебе будет лучше, — сказал незнакомец.

— Как девочка? – спросил зингарец.

— Пока мертва, но, думаю, её вернут к жизни, — сказал бородач и добавил. – Ты не бойся, это не некромантия.

— Я разбираюсь во врачевании, — ответил Монтейро, вставая на ноги. Действительно стало лучше.

— Откуда ты знал, что внутри кто-то есть? – спросил бородач. Только сейчас зингарец различил, что он был одет в лиловую рубаху.

— Просто знал и всё, — отрезал Монтейро и пошел прочь от вежливого прихвостня Хозяев.

Над девочкой трудился маг в одежде цветов содружества Равновесия. Монтейро не уходил до тех пор, пока не убедился, что с ребенком всё будет в порядке. Потом побрел обратно в обитель Митры.

Надо было осмыслить произошедшее в тишине и покое. А потом помолиться. Обязательно.

Внутри обители было тихо. О происшествии в коридоре успели забыть, а вести о пожаре пока попросту не дошли. Это хорошо. Если бы кто-то сейчас полез с разговорами, Монтейро послал бы его куда подальше. Может еще и пинок бы присовокупил.

Монтейро распахнул дверь в свою келью, вошел и закрыл засов. Не до гостей. Зингарец подошел к столику, взял с него кувшин с холодной водой. Сделал три глубоких глотка и на этом успокоился. В келье было душно, но окошко Монтейро решил не открывать. Вместе со свежим воздухом внутрь ворвался бы и уличный шум. А хотелось тишины.

Зингарец лег на кровать и закрыл глаза. Мысли текли медленно-медленно. Постепенно Монтейро погружался в сон.

Проснулся монах за два колокола до заката. Встал. Тут же ощутил, насколько сильно он измотался за сегодня. Короткий сон только усугубил и без того неважное самочувствие. Монтейро тряхнул головой, допил оставшуюся воду и пошел в умывальню. Зингарец чувствовал острую необходимость освежиться. Духота сводила с ума не хуже пресловутого стигийского проклятья.

В умывальной зале никого не оказалось. Монтейро подошел к чану с водой, зачерпнул немного и вылил себе на голову. Процедуру эту он повторил трижды. Полегчало. Тогда зингарец взял с полки начищенное до блеска блюдо, служившее монахам вместо зеркала. Посмотрел на себя и ужаснулся.

В блюде отражалось не его лицо. Вернее, не совсем его. Зеркальный человек был более смуглым, глаза стали темнее, скулы немного опустились. Зингарец поставил блюда назад и уселся на пол. Обнял ноги руками и принялся медленно раскачиваться взад-вперед.