Олег Авраменко - Собирающая Стихии

– М-да, – протянул я. – Это почище игральных костей Кевина. Здесь пахнет нарушением причинно-следственной связи.

– Отнюдь, – живо возразил Колин. – Никоим образом нельзя доказать, что причиной смерти кошки является открытие ящика в определённые промежутки времени. Следовательно, как и в случае с костями Кевина, мы имеем дело с вопиющим отклонением от нормального статистического распределения результатов случайных событий. Это вовсе не нарушение законов – ни причинно-следственных, ни вероятностных. Регулярное выпадение костей в одной и той же комбинации нисколько не противоречит теории вероятностей. Она не отрицает возможность такого события, а лишь утверждает, что его вероятность ничтожно мала. Невозможное и невероятное – разные вещи. Это же справедливо и в отношении моих опытов с кошками.

– А зачем ты вообще ими занимаешься? – поинтересовался я. – Спору нет, весьма забавно. Но какой в этом практический смысл?

– Я почти на сто процентов уверен, что именно здесь зарыта собака. – Колин ткнул указкой в ближайший «автоклав» с кошкой и даже не сообразил, какой каламбур только что выдал. – Ключ ко всем происходящим с нами и вокруг нас невероятным событиям. Смотри. – Картинка с синими и красными точками исчезла с экрана, и на её месте появился график. – По горизонтали обозначено время открытия ящиков, а по вертикали – время условной смерти кошек. Как видишь, кривая плавная, но с разрывами – в тех промежутках, когда кошки остаются живыми.

– Ну, и что из этого следует?

– Погоди, это ещё не всё. Есть и третья координатная ось – время открытия первого ящика. Это время и состояние первой кошки – жива она или мертва – однозначно определяет состояние всех остальных кошек в любой момент времени. И вот что получается!

Экран из двухмерного сделался трёхмерным, и я увидел замысловато искривлённую поверхность, чем-то напоминающую схему ландшафта горной местности с многочисленными бездонными ущельями. Не знаю почему, но мне стало жутко. В этой, на первый взгляд безобидной картинке крылось что-то зловещее. Однако я не мог понять, что именно.

– Так, – как можно безразличнее произнёс я. – Что дальше?

Колин пытливо поглядел на меня:

– Разве ты ничего не почувствовал?

– Ну... По правде сказать, мне стало неуютно.

Он кивнул:

– Все чувствуют какое-то странное беспокойство, когда смотрят на эту поверхность. И главное – непонятно, по какой причине. Сейчас её изучают психологи и математики.

– Успехи есть? – спросил я уже гораздо серьёзнее.

– Пока что нет. – Колин вздохнул. – Сюда бы Диану. Жаль, что она так упорно отказывается иметь дело с космическим миром.

После некоторых колебаний я достал из кармана небольшой футляр со специально обработанным кристаллом – миниатюрным носителем информации. Я собирался отдать его Колину по окончании нашей экскурсии, но на сегодня с меня хватило и кошек Шрёдингера. А это был верный способ превратить основательное знакомство с работой всех отделов и подотделов института в беглый осмотр главных лабораторий. Беглый – в самом буквальном смысле этого слова.

– Кстати, о Диане. Она просила передать это тебе и ещё очень просила, чтобы затем к ней не приставали с расспросами. И ты, и все остальные должны делать вид, будто ничего не произошло и она ничего вам не передавала.

Колин взял футляр, открыл его и посмотрел на кристалл.

– Что здесь?

– Решение так называемой задачи Макартура, – ответил я. – Ключ к путешествию космических кораблей между мирами. – Я ухмыльнулся, глядя на потрясённого Колина. – Вот вам оно на блюдечке с голубой каёмочкой.

Александр вернулся через сорок семь дней – я их считала. И втайне надеялась, что он вернётся с моим сыном. Увы, надежды мои не сбылись – он явился один. И сразу захотел со мной поговорить.

Я же не хотела с ним разговаривать и заперлась в своей спальне. Однако замки Александру не помеха, и он вошёл ко мне через закрытую дверь. А я не могла бежать от него сквозь стену.

– Дженнифер, – сказал он, садясь в кресло. – Пойми наконец, что ты моя дочь, плоть от плоти моей, и я люблю тебя. Я вовсе не желаю тебе зла...

– Ты отнял у меня сына! – выкрикнула я, нарушив тем самым своё решение никогда не вступать с ним в спор. – Это что, доброе дело? Это твоё проявление отцовской любви? Да по мне лучше ненависть, чем такая любовь!

– Я отнял его не навсегда, дочка. Как только ты исправишься, сразу получишь мальчика обратно.