Джонатан Страуд: Тайный огонь

Казалось, будто миновало несколько дней и ночей; солнце проносилось по небу с головокружительной скоростью, расписывая незнакомый пейзаж полосатыми, как зебра, тенями. Но его глаза, как и глаза темных, кружащих в небе тварей, наблюдали за всем этим, не мигая.

Голубое небо вспыхнуло закатом. С юго-востока, из-за горы, от Фордрейса и Рассета, налетел ветер. Уходящее солнце сверкнуло на вершине купола, и оцепеневшие ящерки, разлегшиеся голова к хвосту, идеально ровным кольцом вдоль внутренней границы купола, беспокойно зашевелились.

Потом купол подхватило более сильным порывом ветра. Он поднялся выше и наконец оторвался от земли. Его понесло через ложбину, за хребет и дальше на запад, в сторону Малого Четтона, вслед солнцу. Ящерки разбежались, пепел размело ветром, и только спящий мальчик остался лежать на траве. Под глазами у него виднелись красные круги, щеки были бледны, как у мертвеца.

Еще пятнадцать минут спустя холодный порыв ветра коснулся его лица, и Майкл Макинтайр проснулся.

Преподобный Том Обри был человек занятой. Сегодня ему предстояло исполнить обязанности председателя на трех собраниях прихожан, побывать на кофейной вечеринке Женского института и осмотреть протекающие трубы в мужском туалете воскресной школы. А ему сейчас было слишком жарко, чтобы, по обыкновению, получать удовольствие от своих обязанностей. Либо тугой стоячий воротничок, либо летняя жара, одно из двух. Матерчатый белый ошейник прекрасно удерживал как пот, стекающий вниз с затылка, так и жар, копящийся под пиджаком. Воротничок тер, шея под ним чесалась, и этот важный предмет туалета стремительно превращался в грязную тряпку.

Преподобный Том сидел за столом в своем маленьком беленом кабинете позади ризницы и деловито чесал зудящую шею. Лежащая перед ним толстая пачка церковной переписки, которую давно следовало прочитать, взирала на викария с укоризной. Он пробегал взглядом по строчкам верхнего письма, и глаза у него мало-помалу стекленели. За спиной у викария раздавались голоса рабочих в церковном дворе, и сквозь щели в жалюзи вместе с полосами солнечного света пробивались звуки их радиоприемников и скрежет лопат. Преподобный Том вздохнул, и вздох невольно перешел в зевок.

Оставалось всего полчаса до начала собрания, посвященного финансовым вопросам. Надо еще было прочитать замечания старосты на эту тему… Преподобный Том принялся нехотя листать бумаги, разыскивая доклад старосты. Взгляд его случайно упал на зеркало, висящее на стене кабинета между вешалками с рясами и ризами, которые он надевал довольно редко. Том посмотрел на свое отражение и спросил себя: что сказала бы Сара, если бы увидела его сейчас? Какой он? Красивый? Возможно… Встрепанный? Несомненно. Ему стоило бы принять душ и сменить рубашку? Ох, да!

В дверь постучали. Преподобный Том опустил голову и деловито уткнулся в бумаги, лежавшие сверху.

— Войдите! — крикнул он голосом крайне занятого человека.

— Том… — Церковная староста Элизабет Прайс входить не стала, а только сунула голову в приоткрытую дверь. — Десятник просит вас подойти… если только вы не очень заняты. Вы не очень заняты, Том?

— Вообще-то очень, — ответил преподобный Том. — Но я сейчас подойду. Что стряслось на этот раз?

— Не знаю. Кажется, они что-то нашли. Что именно — он мне не сказал, но они все бросили работу, так что лучше вам подойти и взглянуть.

— Небось перекур решили устроить. Ну ладно, давайте посмотрим, что у них там.

Боковой выход рабочие превратили в подсобку. Пришлось идти кружным путем через всю церковь. В церкви Святого Уиндема никогда не бывало слишком тепло, однако сейчас Том даже здесь ощущал полуденную жару, неумолимо вползающую снаружи. Широкие конусы цветного света из витражных окон падали на пол через каждые десять шагов. В них клубами стояла пыль. Тому вдруг, ни к селу ни к городу, припомнилось старинное стихотворение.