Макс Далин - Убить некроманта

Следующей его компанией были разбойники, которые ничем особенным от наёмников не отличались. Крал, заманивал, гадал. Развлекал уголовников; те, кроме прочего, норовили им торговать, иногда выходило. На очередной афере попался.

Питер не знал женщин. Его изломанная чувственность напоминала мне дерево, которое нарочно перевили стальной проволокой, чтобы оно росло не прямо, а прихотливым изгибом. Он — прости, Господи, как и Магдала, — желал лишь, чтобы его хоть в чём-то приняли всерьёз, а о том, что кто-то примет его дружбу, даже и не мечтал. А мной восхищался. Ему никогда не пришло бы в голову требовать декларированного равенства. Он отлично сознавал, что любит короля, не на миг не забывая, что любит именно короля. Прекрасно, на мой взгляд. К тому же, когда на моего бродягу накатывало, он становился воплощённой благодарностью — а я казался ему ожившим воплощением всех мыслимых добродетелей.

Всё это Питер рассказал мне по дороге в столицу — потому что, отправляясь в путь после той ночи, я взял его на круп своей лошади. Чем нас ещё можно скомпрометировать?

А клеймо рока — над клеймом порока — можно было и не искать. Питер принадлежал Тем Самым Силам с детства; я хотел только чуть-чуть отогреть его напоследок… И сам собирался погреться.

И никогда, помилуй нас Бог, никогда не говорил ему, что мне хотелось с ним сделать на следующий день после того, как я забрал его из тюрьмы. Заноза в моей душе — укол стыда всякий раз, как вспоминаю.

Столичные жители Питера сразу не рассмотрели.

И то: синяки у него на лице стали незаметны за две недели пути, одет он был как оруженосец на марше, держался смело и спокойно, краска с волос смылась… Мои драгоценные придворные так и решили, когда встречали меня: государь откопал где-то в провинции второго Нарцисса. А Питер в первые дни выглядел очень скромненько и ввёл их в заблуждение.

Вот вампиров никому бы не удалось обмануть — ни светскими тряпками, ни кроткими глазками. Оскар, кладбищенская гадюка, войдя ближайшей ночью ко мне в кабинет, при виде Питера улыбнулся так, что ирония у него просто-таки с клыков капала.

— Если ваше восхитительное величество позволит мне высказаться, — говорит, — то этот юноша, безусловно, является напоминанием о том общеизвестном факте, что человек предполагает, а Господь располагает. Вероятно, в дружеские чувства к этому молодому человеку вылилось ваше брезгливое отвращение к простолюдинам, мой дорогой государь?

— Оскар, — говорю, — это немилосердно.

— Осмелюсь заметить, — продолжает, — мой драгоценный государь, что эта прелестная история всего лишь подтверждает очередной раз общеизвестную истину об опыте старших товарищей…

И тут Питер хихикнул и спросил:

— Государь, а все вампиры такие зануды или только этот?

Умение Оскара держать себя в руках достойно всяческого восхищения — он ухитрился скрыть своё безмерное удивление очень удачно. И подойдя, приподнял голову Питера за подбородок.

Нарцисс бы грохнулся в обморок. Питер вздрогнул всем телом, покраснел и опустил глаза. А Оскар сообщил с едва заметной тенью насмешки:

— Юноша далеко пойдёт, ваше прекрасное величество. Он отважен. Кроме того, та крохотная капля Дара, которая растворена в этой перемешанной крови, безусловно, неуловима ни на вкус, ни на запах, но она позволяет вашему новому фавориту не только не терять лица, но и ощущать прикосновение Силы.

Я рассмеялся — я-то отлично знал, что Дар тут ни при чём, у Питера его нет, чрезмерно чувствительна его плоть, а не кровь. А Питер отвернулся и сказал, разглядывая узор на гобелене:

— Господин вампир, сделайте милость, не прикасайтесь ко мне больше, ни Силой, ни руками. А то я начну о вас плохо думать.

Оскар холодно улыбнулся и молвил:

— Да, мой дорогой государь, юноша будет полезен при вашем дворе. Здесь многим не мешало бы узнать, что они в действительности из себя представляют, а это дитя, как мне кажется, с наслаждением им об этом сообщит. Полагаю, вас это позабавит, ваше добрейшее величество. Нынче как будто время относительного затишья. Отдыхайте и развлекайтесь, мой бесценный государь… Пока это возможно.

Оскар был безусловно прав: и насчёт относительности затишья, и насчёт того, что долго отдыхать — слишком большая роскошь, которая явно не по карману некроманту.

В моих покоях Питер прижился, как приживается на новом месте беспризорная кошка. Так, будто нет тут для него ничего необычного. И ни разу не совершил ни малейшей бестактности — тоже талант своего рода.