Дэвид Кек - Пора предательства

— Мастер Ход, откуда вы знаете столько тайных путей? По-моему, вы ни разу не ошиблись и не перепутали поворот.

Ход с хмурой улыбкой качнул лампой, словно отдавая честь.

— Госпожа моя, некогда я был наставником принцев Бидэна, Эодана и Рагнала — и прочих знатных юнцов, сколько их ни приезжало ко двору. Мне по долгу службы приходилось зачастую проходить этими коридорами в поисках моих очаровательных маленьких подопечных. Бидэн не раз заставлял меня поломать голову. И брал я с собой на поиски вот эту самую лампу.

Он поднял глиняный светильник, в котором подрагивал язычок пламени.

— Ах да, тот принц, что исчез… — припомнила Дорвен.

Ход покачал головой.

— Больно видеть, как сыновья Карломунда перессорились меж собой. Эодан вовсе не является ко двору. Рагнал глумится над ним, постоянно напоминает, что их отец умер в землях Эодана. Да и Эодан слишком горяч, чтобы молчать в ответ. Бидэн, сдается мне, пытается все уладить: со времени Кровавой Луны он уже трижды приезжал в Уиндовер. Но примирить Эодана и Рагнала — задача немыслимая. Эодан не явился даже на совет в Тернгире. Недаром говорят, что дети великих мира сего учатся зависти и ревности еще у груди матери… Но мы пришли. — Ход поклонился с печальной улыбкой. — Далее я бесполезен для вас так же, как для моего короля.

Пред ними виднелась только рассыпающаяся каменная стена. Потолок обрушился, в помещение не пробивалось ни лучика света.

— Пришли — куда? — удивленно проговорил Гермунд.

— Если только вы не пожелаете спрыгнуть со стен замка — а я не позволю вам так дурно обойтись с дамой, — то лучшего пути из Орлиной горы, чем эта вот норка, не придумаешь. Бидэн всегда был своенравен и после смерти матери постоянно куда-нибудь сбегал. В тот раз мы его искали повсюду. Я даже просил главного псаря пройтись по переходам под крышей с собаками. Но этого места так и не нашли.

Спутники Хода молча глядели на груды битых камней.

— Я совершенно уверен: где-то там есть лаз. — Ход поднял лампу, и над камнями проявилась черная полость. — Принц объявился в верховном святилище через три дня после своего исчезновения. — Толстячок показал на черный проем. — Полагаю, верховное святилище находится в пятистах шагах отсюда, вот в ту сторону… Впрочем, я никогда не проверял свою теорию.

Гермунд кивнул, раскидывая ногой битый щебень. Протянув руку за лампой, он, в свою очередь, заглянул в темноту.

— Ход! Кого ты, по-твоему, спасаешь? Хорьков?

— Лаз ведет в некое ответвление древней сточной трубы — или тайный ход, каким в древности патриархи ходили к королю. На этих камнях я нашел обрывки черных нитей. После смерти матери мальчик носил черную тунику. Он точно тут пролезал.

Кивнув, беглецы принялись карабкаться по камням. Сердце у Дьюранда так и застучало, когда он увидел, как узок лаз, по которому им предстоит ползти. Но что делать? Надо выводить Ламорика и Дорвен из этого жуткого места.

Из проема бил поток холодного воздуха.

— Я первый, — вызвался Дьюранд, усилием воли подавляя страх. Лезть туда — все равно что в печную трубу.

Однако остальные у него за спиной мялись в нерешительности. Пухлощекий Ход глядел на них снизу.

— Идем с нами, — позвал его Гермунд. — Давай!

Ход ответил не сразу.

— Я украл связку тростниковых лучинок. — Тростниковые лучины — ободранные и обмазанные жиром стебли тростника — заменяли крестьянам свечи. — Надеюсь, мастер свечных дел их не хватится. — Ход одну зажег, а остальные протянул Дорвен. — Мне будет интересно услышать, прав ли я касательно маленького Бидэна. — Крохотное пламя затрепыхалось на сквозняке. — Скорее, пока эти дьяволы не осознали, что произошло. Они начнут прочесывать улицы, расставят людей на причале. Помогите моему королю, — добавил он, повернулся и зашагал прочь.

Гермунд поморщился, глядя на посланцев, жавшихся друг к другу перед лазом в туннель. Огонек лампы покачивался, удаляясь.

Лампа Хода исчезла во мраке. Никто не произнес ни слова.

Обрушенная часть тянулась футов пятьдесят, может, чуть-чуть побольше; Дьюранд все это расстояние буквально продирался между острых камней, стараясь не загасить сальную, брызжущую искрами лучину и на чем свет стоит проклиная безумную затею. Грести, точно одержимые, через весь Эррест — и ради чего? Рагнал обезумел, Орлиная гора полна невнятного шепота, а они теперь ползут, точно какие-нибудь червяки в подвале.