Джей Болтон - Жрец Тарима

— Клянусь всей водой в пустыне, их стало еще больше! — удивленно воскликнул киммериец.

— Ты прав, Конан, — встревожено отозвался один из его товарищей. — Надо уходить, они нас заметили.

От огромного отряда бандитов, примерно в двести сабель, с сотнями сменных лошадей, отделилась группа всадников и с гиканьем помчалась к разведчикам. Еще несколько мгновений Конан наблюдал за приближающимися разбойниками, а потом подхлестнув коней, разведчики пустили их в галоп по мертвой пустыне, не обращая внимания на усилившуюся жару.

К вечеру, когда спал дневной зной и караван готовился встать на ночевку их снова атаковали. И лишь благодаря самоотверженности шемитов и храбрости хауранцев грабителей удалось отбросить. Но этот бой стал началом гибели каравана на его кровавом пути.

Разбойники пошли на крайние меры. Разделившись, они продолжали терзать набегами караван, довольствуясь короткими стычками. Второй отряд ушел вперед и отравил источники воды на расстоянии трех дней пути — неслыханное и самое ужасное преступление, по мнению жителей пустыни. Такими подлыми способами ведут войны только захватчики, и нередко сами становятся жертвами своей недальновидности. На долю караванщиков выпали тяжкие испытания.

Конан еще после первой же схватки с разбойниками глубоко задумался над случившимся. Он никогда не слышал о шемитских шайках, никогда не слышал о том, чтобы шемиты с такой яростью дрались друг с другом. И то, с каким упорством преследовали они караван, отравленные колодцы, наконец, — все наводило варвара на странные мысли.

Поведение преследователей удивляло и беспокоило киммерийца. Грабители не старались захватить добычу, они пытались уничтожить караван, остановить любой ценой, не дать уйти… Нет, это не простые разбойники! Но кто же тогда?

Он пробовал делиться своими мыслями с Варухом и Меровой, но ничего нового от них не узнал. Однако вряд ли киммериец дожил бы до своих лет, если бы жизнь не научила его разбираться в людях. Шемит не слишком умело скрывал свою озабоченность, посмеивался над подозрениями варвара и всякий раз уводил разговор в сторону, а женский арсенал принцессы был так богат и разнообразен… Против нежности и ласк Конан не возражал, но неотвязное беспокойство покидало варвара лишь на время.

Варух дал приказ оставить торный путь, и караван, повернув на юго-восток, углубился в пустыню. Конан счел это настоящим безумием, но к великому удивлению киммерийца, оказалось, что шемиты хорошо знают дорогу и все источники воды наперечет, чего нельзя было сказать о преследователях. Для них этот маневр явился полной неожиданностью. Постоянные набеги на караван стали реже, целыми днями разбойники рыскали по пустыне в поисках воды. Но эти редкие атаки становились все продолжительнее, яростней и кровопролитнее. Человеческих рук не хватало ни для ухода за животными, ни для того чтобы держать мечи и луки. Все устали и просто валились с ног, и даже верные своему слову хауранцы открыто начали роптать.

Чем дальше уходил караван, тем яснее становилось варвару, что идут они вовсе не в Туран и тем более не в Замбулу. Даже вынужденно, ни один человек, будучи в здравом рассудке, не стал бы давать такой крюк. Там впереди были горы — такие далекие и гиблые места, что люди боялись говорить о них вслух. Но не это беспокоило киммерийца. Он чувствовал, что шемиты что-то скрывают, и упорно не хотят выдавать своих тайн. Конан был не из тех, кто любит совать нос в чужие секреты, но не мог терпеть лжи, ложь — первый шаг на пути к предательству. Конечно, тяжелая седельная сумка, набитая доверху мелодично звенящим серебром, весьма веский довод в пользу того, чтобы держать язык за зубами, но быть куклой в чужих руках, киммериец не привык. В конце концов, он каждый день рискует своей жизнью, а это дает ему право знать правду!

Разбойники напали под утро. Выкатившееся из-за барханов солнце било защитникам лагеря прямо в глаза, и не давало вести прицельную стрельбу. В дело пошли мечи и кинжалы. Казалось, бандиты бросили на караван все свои силы. Их было так много, что в один миг они захлестнули весь лагерь, и вся оборона шемитов распалась на отдельные участки ожесточенного сопротивления.

Люди с самозабвением резали друг друга на куски. Тысячелетняя пустыня со страхом внимала ревущему шуму битвы, который распугал всех змей и скорпионов на много лиг вокруг. Горячие белые пески покраснели от изобилия пролитой крови.