«Это та нужда, что рождает нужду, – рассуждала Акал, – подобно тому, как есть вопрос, что порождает вопрос». Шкура воняла навозом и смертью. Ее руки, все в запекшейся крови, заболели от тугого ремня, пока она тащилась за Шахез по каменистой тропинке, ведущей к дому.
– Я иду вниз в деревню, – сообщил Оторра, вставая из-за стола после завтрака.
– А когда ты собираешься перечесать эти четыре тюка? – спросила Шахез.
Не отвечая, Оторра собрал посуду и потащил ее в мойку.
– Будут какие-то поручения? – обратился он сразу ко всем.
– Все, что ли, уже поели? – поинтересовалась Маду и унесла головку сыра в кладовую.
– Нет смысла тащиться вниз, пока ты не можешь захватить с собой перечесанную шерсть, – сказала Шахез.
Оторра обернулся к ней, выразительно уставился на нее и отчеканил:
– Я перечешу ее, когда захочу, и заберу, когда захочу, и я не подчиняюсь в своей работе чьим-то приказам, можешь ты это понять или нет?
«Уймись, уймись же!» – мысленно кричала Акал, пока Шахез, ошеломленная этим восстанием смиренных, выслушивала Оторру. Но он не унимался, нанизывая обиду за обидой и выставляя встречные иски:
– Ты не можешь отдавать все приказы, мы твое седорету, мы твоя семья, а не кучка сезонных работников, да, это твоя ферма, но и наша тоже, ты заключила с нами брак, ты не можешь сама принимать все решения, и ты не можешь продолжать делать тут все на свой манер.
На этих словах Шахез медленно вышла из комнаты.
– Шахез! – крикнула ей вслед Акал громко и властно. Хотя вспышка Оторры выглядела недостойной, она была совершенно оправдана, и его гнев был одновременно реален и опасен. Он ощущал себя мужчиной, которого используют, и ощущал не без оснований. А поскольку он сам позволил себя использовать, сам благословил подобное злоупотребление, то теперь его гнев угрожал вылиться в полную катастрофу. И Шахез от этого никуда не уйти.
Однако она не вернулась. Маду мудро ретировалась. Акал велела Честу выйти проверить корм и питье у вьючных йам.
Трое оставшихся в кухне сидели или стояли молча. Темли смотрела на Оторру. Тот глядел на Акал.
– Ты прав, – сказала ему Акал.
Оторра удовлетворенно хмыкнул. Он был хорош в своем гневе, с пылающим лицом и горящим взглядом.
– Черт, конечно, я прав! Я и так терпел слишком долго. Только потому, что она хозяйка на ферме…
– И управляет ею с четырнадцати лет, – вставила Акал. – Думаешь, она сможет перемениться? Она всегда заправляла здесь. Ей пришлось. Ей не с кем было разделить власть. Каждому надо учиться, как вести себя в браке.
– Это верно. – Оторра снова воспламенился. – А брак это не две пары. Это четыре пары!
Это заставило Акал подскочить на месте. В поисках помощи она инстинктивно обратила свой взгляд на Темли. Та сидела тихая, как обычно, облокотясь локтями на стол, и собирала крошки, выстраивая из них крохотные пирамиды.
– Темли и я, ты с Шахез, Вечерние и Утренние, прекрасно, – сказал Оторра. – А как насчет Темли с Шахез? Что насчет тебя и меня?
Акал растерялась окончательно.
– Я думал… Когда мы разговаривали…
– Я сказал, что не люблю секс с мужчинами, – подхватил Оторра.
Она подняла взгляд и заметила в его глазах блеск. Злобы? Торжества? Иронии?
– Да, ты сказал именно так, – подтвердила Акал после длительной паузы. – И я сказал то же самое.
Снова пауза.
– Это религиозная заповедь, – сказал Оторра.
Внезапно в Акале пробудилась Энно:
– Только не наезжай на меня со своими религиозными заповедями! Я двадцать лет изучала все твои заповеди, и где я в конце концов оказалась? Здесь! С вами! Во всем этом дерьме!
На это Темли издала странный звук и спрятала лицо в ладонях. Акал решила, что та ударилась в слезы, но затем увидела, что Темли смеется, смеется болезненным, беспомощным, конвульсивным смехом человека, который мало практиковался в этом занятии.
– Нечего здесь гоготать! – рявкнул Оторра и не нашел, что сказать дальше. Его гнев вдруг лопнул, как мыльный пузырь. Он еще какое-то время пытался найти слова. Затем взглянул на Темли, которая была уже на самом деле в слезах, но в слезах от смеха. Оторра беспомощно махнул рукой. Присев рядом с Темли, он сказал: – Полагаю, тебе это представляется забавным. А вот я чувствую себя полным болваном. – Он делано хохотнул, а затем, взглянув на Акал, рассмеялся уже совершенно искренне. – Ну, и кто же тут больший болван? – спросил он ее.
– Не ты, – сказала Акал. – Как давно уже?..
– А ты как думаешь?
Читать дальше