Лев Прозоров: Конан в Гиперборее

Жадная тяга Явлада к южным землям и их таинственной магии и сыграли немалую роль в возвышении при его дворе девушки по имени Малка. Стигийка или шемитка – "кто эту юдь разберет" – она была взята в плен кочевниками-зуагирами. Те продали ее туранскому торговцу рабами, а тот, помня об интересе князя к тайнам Юга, продал Малку ему, как "жрицу Сета".

Правду говорил купец или прихвастнул, расхваливая товар, но в магии она и впрямь оказалась не профанкой. Как и в другом, более плотском искусстве.

С тех пор дни стали для князя ночами, а ночи – днями. При свете жировых светильников в послеполуночные часы рабыня-южанка учила сына Светлана Храброго начертанию пантаклей, "щитов" и "ключей" и толковала ему магические свитки, начертанные кровью на человеческой коже, втридорога купленные у иноземных торговцев. Днем же, в княжеских покоях, она отдавалась ему столь изощренным образом, что князь, до тех пор знавший лишь бесхитростные ласки северянок, был покорен ею, как безусый мальчишка.

– Наконец она сказала, что пришла-де пора попробовать мои знания в деле.- Желтоглазый князь горько усмехнулся сухими губами стигийца.- Она сказала, что мы попробуем начать с самого простого. Она сказала: "Начнем с перекачки тебе жизненных сил. Нужен кто-то, в ком их немного, чтоб не переборщить- это опасно. Нужен южанин – у них в крови предрасположенность к делам такого рода". Все звучало очень убедительно… Она предложила раба-стигийца – ею же недавно купленного на мое золото в рабьем ряду- тощего и старого, настоящего доходягу.

– Кто бы говорил…- Конан бросил взгляд на напарника поверх жернова.

– Дурень! – огрызнулся в первый раз перебитый гиперборей.- Сперва дослушай!

В подвале Калоги они начертили две пентаграммы, углами друг к другу, в центре каждой из них поставили по креслу. В кресла, лицом к лицу, сели князь и старый стигиец.

После этого Малка начала творить некий обряд, в тонкости которого Явлад не желал входить и, похоже, не хотел и вспоминать его…

– Когда я очнулся, я подумал, что сошел с ума. Прямо передо мной, в резном деревянном кресле, сидел я сам. Малка, только что стоявшая рядом со мной, стояла рядом с моим двойником, презрительно улыбаясь. А тот, другой я, поднял руки и стал осматривать их, как осматривают новую рубаху. Я посмотрел на свои руки -это были тощие, иссохшие ящеричьи лапы стигийца. Вот эти лапы! – Явлад в гневе протянул Конану свои костлявые длани.- Вот так я стал тем, что ты видишь!

Он замолк. Молчал и Конан. Ему приходилось сталкиваться и с колдовством, и с нечистью, но про что-то столь хитрое, что может менять местами человеческие сущности, он слышал впервые.

– Дальше рассказывать нечего,- мрачно сказал Явлад, сын Светлана.- Через несколько дней присвоивший себе мои имя и тело стигийский выродок подарил меня моему же лучшему буйтуру – Хориву, сыну Кветана. "Этот старик был неплохим шутом, но нынче совсем рехнулся – говорит, что он это я!" – сказал он Хориву. Когда меня привезли сюда, я не захотел делать рабью работу – я князь! – а остальные рабы смеялись надо мной. Я бросился на них, забыв, что у меня чужое тело… В своем прежнем я намазал бы их на стены, как коровье масло на хлеб. Впрочем, им тогда и в голову не пришло бы насмехаться надо мной.- Явлад попытался расправить утлые плечи.- А там… Вот я и попал сюда, к жернову.

– Теперь день за днем до меня доползают слухи, что оборотень с моим телом коверкает древние обычаи, почти перестал воздавать почести Великому Яру -Солнцу, нашему главному божеству, приносит в сердце нашей столицы, на жертвеннике Калоги, кровавые и даже человеческие жертвы! Он притупляет бдительность знати, устраивая для нее пышные пиры, на которых вместо сурьи – исконного питья борусов, рекой текут южные вина, отравляющие разум, разрушающие волю. А в тот день, когда сюда привезли тебя, я слышал – поразительно чуткие уши у этого тела! – как воины шептались, что в Калогу слетается чернорясое стигийское воронье. Он замышляет что-то, что-то ужасное! – голос Явлада опустился до шепота. Помолчав, он начал снова:

– Ты – настоящий воин, хоть и молод годами. И ты первый, кто выслушал меня до конца и поверил мне! Чужеземец, пойми – я должен искупить содеянное, пусть ценою своей жизни! Помоги мне бежать!

Конан на несколько мгновений задумался. Ему не за что было любить гипербореев, но лично князь Явлад, как уже сказано, вызывал у него почти дружеские чувства как товарищ по несчастью. Кроме того, как опять-таки было уже сказано, он, истинный гибориец, ценил родство выше личных чувств – вражды или дружбы. Видя, что людям его расы – что бы они ему ни сделали! – угрожают коварные колдуны с Юга, киммериец не колебался в выборе.