Таисия Пьянкова - Тараканья заимка

Своей скотины Корней Мармуха не держал. За его золотые руки люди нанашивали в дом всякого корму вдосталь. В амбарчике у него, но ларям-сусекам, можно было полною пличкою [9] Пличка - совок для пересыпки зерна, крупы. подхватить сколь потребно и муки, и крупы всякой. В кладовке, с крученой снитки, за потолочный крюк зацепленной, можно было срезать и кругалек угодной колбасы, и рыбью вяленую либо копченую штуку, снять со стены тяжелую снизку сухого боровика. Пожелаешь, заходи в просторный ледник, бери чего душа пожелает: вот тебе шматок сала с чесноком, вот кус грудинки наваристой, вот и филей - тонкий ли, английский ли; хочешь - баранина молодая; гусятинки пожелал - найдется и гусятинка. Тут определен лагушонок с мороженой клюквою, там - брусника на меду. В погребке - капуста, редька, прочие огородные коренья...

Одним словом, о том, как перебыть ему завтрашний день, Корней не вздыхал. Было чего и в печатном штофаре поставить в престольный праздник перед желанным гостем.

Ну так перед желанным.

А какое желание могла вызвать в его душе Тихонова шатия-братия? Однако ж в народе на такой случай говорится: терпи нуду - не скликай беду.

Воротился Корней на заимку - зеркало в клетухе как висело, так и висит.

Тут Мармуху и осенило: покуда поутру носило его вкруг дома, подговорщики

Тихоновы и успели овальную позолоту на стену пристроить.

Ну что ж. Ладно. Повиси. Спешить теперь некуда. Воротится с Толбы эта свора, потихоньку и разберемся. На трезвую-то бошку и черт бывает с блошку...

За такими надеждами Корней успел и порядок в избе навести и плиту растопить. Поставил варево подогреть, сам в клетухе на долгом портняжьем столе крой разложил. Приступил туда-сюда измерять-прикидывать: так будет лучше спинку расположить, тут рукав пройдет, а сбоку пола выкроится...

Крутит Корней мерками и так и сяк, по давней привычке, приговаривает:

- Хорошо, отлично...

Наколдовывает стоит, а самого так и тянет заглянуть в зеркало. Но не решается. Вдруг да и вправду... черная тень из-за спины!

Потом все-таки не выдержал, потянулся, лицом отразился. Черной тени не увидал, а поразиться ему довелось: пятно его родимое вроде как потеряло свою прежнюю яркость, будто бы ее щелоком каким маленько отъело.

"Ей-бо, рехнусь,- подумал Корней.- Ума не приложу: как все это растолковать?- Его даже беспокойство взяло.- Уж больно долго Тишкино охломостье [10] Охломост - тунеядец, мошенник. с реки не жалует - не случилось ли чего?!"

Ничего не случилось. Никаким половодьем Глохтуново братство не захлестнуло. Как только жрать захотело, ровно с каланчи слетело. Да разоралось во дворе столь ретиво, как будто новый Кучум на Сибирь пошел.

Тут клетухина дверь расхлобыстнулась, с нею заодно разверзлась и Тихонова глотка.

- Эй, хозяин! - успел он выпустить из себя только одного раскатистого дурака и сразу ж подавился удивлением.

Нет, не в Корнее узрел он перемену - увидал на стене овальное диво.

- Ё-о моё-о! - только и сумел он выдавить из распахнутого рта, и то захлопал от усилия глазами. Затем перевел те глаза на брата и бухнул... телегу в мешок: -Где спер?

- Опомнись! - сказал Корней. Глохтун опомнился.

- Эй, робя! - крикнул он придержавшемуся во дворе хороводу.- Ходи сюда! - И первому подскочившему до закута балалаешнику объявил, указывая толстым пальцем на зеркало: - Глянь-ка, Ванька, что делает напанька... Пироги жрет, а нам не дает.- И привязался до Корнея. - Нашто тебе этакая царская штуковина? Ты чо, своею рожей собрался любоваться? А ну пусти!

Тихон оттолкнул брата, прошел в глубь закута.

- Я его в избе определю,- сказал.- А с тебя и этого довольно,- буркнул, когда притащил из хаты и сунул на лавку облезлое старье.- Сам потом вещай, а щас подавай гостям лопать - промялся народ.

И приступил тот народ лопать - себя по пузу хлопать. А как пентюх набился - язык распустился, форсун заиграл. Ну, а на заимке-то... перед кем форсить? В Обзорине-селе этим самоумникам в рот заглядывать какие-никакие охотники все-таки отыскивались; было на кого франтобесам выплеснуть свою пахту [11] Пахта - оболтки из-под масла. ! А тут? На Тараканьей заимке? Кому она тут нужна, отрыжка их сытости? Самого-то себя этот клубок жвачки давно уже до ноздрей наслушался. Вот когда представилось им великим везением то, что на хуторе оказался прежде ими глубоко презираемый Корней.

Только ведь у старшого Мармухи не было времени рассусоливать с непрошенными гостями. Ему надо было теперь в три винта крутиться: успевать угощать этих чванливых самодаров, хотя бы какой-то порядок на заимке держать, а, главное, портняжить. Ведь когда половодье сойдет, заказчик до него через Толбу побежит. Не вправе ж он, взамен готового пошива, выставить перед людьми всю эту брехливую братию. Но лишь только выпадала Корнею свободная минутка приступить к урочному делу, как тут же холера снаряжала до него то одного пустозвона, то другого. И всяк норовил окунуться в его душу по самую маковицу - чтоб вас черт кунал да потерял!