Николай Трой - Ночной Охотник

Смертельный холод пронзил мою душу.

— С на… с НАШЕЙ стороны?

Аухэнн приблизился на расстояние вытянутой руки. По его призрачному лицу блуждала саркастичная улыбка.

— Ты думаешь, что я настолько слеп, Дарк? Уж не я ли тебе во время нашей первой встречи показал тебе ТУ сторону, откуда ты прибыл?

— Значит… — прошептал я, — ты знал это с самого начала? Н-но… почему тогда ответил на мой призыв? Зачем дал силу? Зачем тогда ты дал силу еще и Доэлю… он же Отступник!

Падший усмехнулся. В глазах били фиолетовые молнии.

— Разве?

— Н-но…

— Доэль — Ночной до мозга костей. Он не настолько запутался, как Рауль. Мальчик поверил тебе, забыл, что для нас вы все враги. Да и не знает Капитан нищих, что Низвержение Ночного народа — это не наказание за войну. Не ведает, что Совету плевать на жертвы той войны. Ему важна пытка! Именно для этого они обрушили нас сюда, чтобы пытать каждое мгновение, пока кто-либо не признается, куда пропало наследие Предтеч. Они потеряли его, и не могут этого простить.

Ноздри Падшего раздувались, на скулах заиграли желваки. Он приблизился вплотную, едва сдерживая ярость. Голос напоминал грохот землетрясения:

— Виной всему — раскол в ваших рядах, Дарк! Не моя война, а ВАША ошибка послужили истинной причиной проклятья Ночного народа! Вы разожгли пожар! Предатели были в ваших рядах!

Я отшатнулся, ибо гнев Падшего обжигал.

— Я воевал честно, за правое дело! — кричал Аухэнн, и бетонные лики крипты вторили ему. — Но вы все испортили! Одни пытались остановить меня, чтобы не допустить гибели мира… глупцы! Будто я сам к этому стремился! А другие использовали моих сородичей, чтобы выкрасть реликвии и развязать кровопролитную бойню!

Лазурный луч за спиной Падшего становился толще с каждой секундой. Его сияние достигло такой интенсивности, что невозможно было смотреть!

— Но теперь все будет иначе, Дарк, — прорычал Аухэнн. — Я верну долг сторицей! И войско Доэля, которого я призвал ЛИЧНО, наделил его силой и назначил новым Мессией, — это лишь начало.

Я не мог говорить, пораженный ужасным известием. В ушах гудел ветер, в крипте зарождался ураган.

Падший приблизился, спросил вкрадчиво, вроде бы тихо, но я отчетливо слышал каждый звук:

— Тебе не кажется это ироничным?

— Что именно?

— Твои сородичи использовали моих людей, чтобы запереть нас здесь, а теперь я использую тебя, чтобы выбраться наверх.

— Тебе не позволят! Совет приготовился…

— Ты думаешь, что меня остановят орочьи полки? Или маги Совета? О, прошу тебя, не будь таким наивным! Отныне они все на стороне проигравших. Вы сами меня научили этой Игре, когда заперли мой народ здесь, гнить до тех пор, пока сама память о Предтечах не умрет вместе с нами. Никакой мести, Дарк, лишь голый расчет. В большой Игре нет места чувствам.

— Нет!!! — заорал я, слишком поздно осознав, что именно он собирается делать. — Не надо!

— Уже все решено, Дарк. Я сделаю так, что вы погубите сами себя…

Забыв, что утратил силу, что во мне больше нет и капли волшебства, я рванул вперед. Одним прыжком сорвал дистанцию, замахнулся…

А потом все потонуло в нестерпимо белой вспышке…

2

…Рудник с высоты птичьего полета напоминал жерло вулкана. Откуда-то из недр земли пробивала себе дорогу могучая сила. Почва раскалывалась, в небо били лучи и молнии. На стенах Рудника обрушивались этажи, магическое пламя выплескивалось из «нор»-уровней, убивая всех, кого могло настигнуть.

Раскопки молодого наемника Аухэнна много столетий назад превратились в проклятое место, в дьявольский Рудник, который неизменно связывали с именем Ночного. И теперь его пробужденная сила стирала все.

Надсмотрщики и стража разбегались, но земля взрывалась у них под ногами. С дикими криками одни падали в глубочайшие трещины, что ветвистыми молниями расползались по всему лагерю; другие заживо сгорали в потоках лавы, фонтанами бьющей из-под ног. С шипением вырывались кипящие гейзеры, клубы отравленного пара скрывали лагерь ядовитым туманом.

Палатки сгорали, словно они были из папиросной бумаги. В пропасть срывались клети и лебедки, подъемники и рабочие, страты обрушивались вниз гибельными лавинами.

Орочьи полки окружили уничтожаемую каторгу, но были вынуждены переминаться с ноги на ногу — путь вниз был закрыт. Огромные когорты матерых воинов, закованных в броню и кожу, вооруженных до зубов, падали в ужасе. Даже они, нечувствительные к боли, полные решимости в любой миг сразиться насмерть, ощущали мистический страх, рвущийся на поверхность.