Энтони Уоренберг: Клятва киммерийца

Он встретился с нею и спросил, согласна ли она передать ему то знание, в котором ему отказал глава рода Всевидящих. Кимбаета готова была отдать Бриккриу даже собственную жизнь и выцедить ради него всю кровь капля за каплей, но предать свято хранимые тайны отказалась.

— Что ж, — крикнул ей альбинос, — тогда убирайся прочь, нежить, ступай назад в свое проклятое болото!

Плача, Кимбаета повернулась к нему спиной, и Бриккриу, не зная, как еще утолить клокочущую в его сердце ненависть, сорвал с плеча лук и пустил вслед ей стрелу.

Дитя, которое несчастная носила под сердцем, было не от Бриккриу.

Женщины Всевидящих не имели мужей, дабы не было споров меж членами рода о праве обладания детьми. Они принадлежали всем сразу и никому в отдельности.

Каждую луну шестеро избранных совершали священный обряд совокупления с теми из них, кто не был на тот момент вместилищем будущей жизни, и неизвестно было, кто из шестерых является отцом ребенка, если таковой родится. Так гласил их закон. Женщины и дети принадлежали всему племени; шестеро избранных всякий раз менялись, и в их число мог войти каждый, достигший тринадцати зим.

Убив Кимбаету, Бриккриу погубил дитя рода Всевидящих, и те отомстили ему.

Причем, в их собственных глазах совершенное вовсе не было местью, до которой они себя никогда не унижали. Похитив его женщину, Линн, они совокупились с нею, поставив справедливое условие: если в результате появится дочь, она отдаст ребенка их племени, искупив тем самым вину своего мужа и возвратив то, что он у них отнял.

Если же сын — то она будет вправе как оставить его себе, так и вернуть Всевидящим. Подобное действие они хотели проделать с Даной и Ериу, но сочли все же, что те слишком малы для священного обряда — одной из девочек было всего лишь семь, другой девять зим, и их не тронули.

Однако обе присутствовали во время обряда, в котором участвовала их мать, — совокупление для Всевидящих было делом прекрасным, как все естественное, и все члены племени обыкновенно наблюдали за совершаемым. Но Линн кричала и билась, будто ее резали на части, точно в душу ее вселились все демоны разом, и, кажется, вовсе не воспринимала обряд как великую честь и дар, а ее малолетние дочери плакали, трясясь от страха и закрывая руками лица, чтобы не видеть позора своей матери.

…Но только сама Линн могла бы поведать о том, что произошло с нею на самом деле. Да, в тот момент, когда чужие сильные руки схватили ее и куда-то поволокли, она смертельно испугалась. Но тихий, хотя и властный голос сказал ей: «Не бойся. Мы не сделаем ничего плохого ни тебе, ни твоим дочерям».

Эти слова были последними, которые она услышала перед тем, как потерять сознание, — и первыми, вновь повторившимися, когда пришла в себя. Перед нею стоял очень красивый мужчина, почти ничем не отличающийся от обычных людей, вот только все тело его, за исключением лица, было, точно мехом, покрыто короткими волосами.

Чем дольше он смотрел на нее, тем больше Линн успокаивалась. Покой и умиротворение наполняли душу ее, и еще непонятная, совершенно неуместная радость. Не испытывала она ничего, похожего на ужас, и тогда, когда ее привели на серебристую в лунном свете поляну, хотя ужа знала, что с нею должно произойти,

Шестеро мужчин, двое из которых показались ей совсем юными, почти мальчиками, приблизились к ней.

Оки были очень похожи друг на друга, и хотя их тела были, как и ее собственное, полностью обнажены, но из-за в точности такого же, как и у первого мужчины, подобного шерсти покрова казались целомудренно прикрытыми — хотя он ничуть не скрывал недюжинную мощь этих мускулистых тел.

Один из шестерых подошел к Линн и обнял с такою бережной нежностью, словно она могла рассыпаться от более резкого и грубого прикосновения; и женщина вдруг заплакала от внезапно переполнившего сердце счастья. Но когда он вошел в нее, и Линн, начисто позабыв о существовании не только Бриккриу, но и всего остального на свете, со всею страстью ему отдавалась, испытывая ни с чем не сравнимое, небывалое наслаждение, он вдруг прошептал: «Руки! Дай мне руки! Скорее!»

Линн так и сделала… и отрезвление было немедленным и жестоким.

Он прижал к ее ладоням свои — и тут через пальцы в нее потек жидкий огонь. Линн, закричав от страшной боли, затрясла руками — и вновь потеряла сознание.

Мужчина с изумлением и в полнейшем недоумении отпрянул от нее — но сам уже не мог остановиться.

Остальные пятеро в тревоге смотрели на женщину, бьющуюся в конвульсиях на серебристой траве, точно выброшенная на берег рыба. Когда Линн затихла, а первый из шестерых оставил ее, все они повернулись к присутствующему здесь главе рода Всевидящих, который стоял, склонив голову в глубокой печали, ожидая от него объяснений столь непонятному поведению человеческой женщины.