Энтони Уоренберг: Клятва киммерийца

Между тем наступила ночь, и Бриккриу, словно с трудом разомкнув губы, сделал киммерийцу предложение провести ее под их кровом, словно это не подразумевалось само собой. Конан вновь кивнул в ответ, бросив на стол несколько монет как плату за еду и ночлег.

Излишняя разговорчивость отнюдь не была присуща киммерийцу, а эти люди вообще словно воды в рот набрали. Причем обильные возлияния — ни Бриккриу, ни его женщины вовсе не гнушались имевшимся в изобилии пивом, очевидно, среди всеобщего запустения семейство жило в достатке, — кажется, не производили на них обычного воздействия, все четверо пили, не пьянея, я каждый из них становился еще более замкнутым и молчаливым.

Варвар чувствовал, что его веки наливаются свинцом. Многодневный тяжелый переход, сытная трапеза и изрядное количество поглощенного пива… кроме того, все еще давала о себе знать рана, нанесенная ему Гориллой Грином в Желтой Башне… Однако проведя ночь в этом доме, можно ведь, пожалуй, и не проснуться, вдруг мелькнуло у него в голове.

Демоны ведают, на что способны столь странные люди! Из коротких обрывков полуфраз, которыми хозяева обменивались между собой, он узнал, что двух сопровождавших Бриккриу женщин зовут Дана и Бриу.

Их потрясающее сходство все-таки не исключало некоторых различий, пожалуй. Дана была младше своей сестры. От Линн именно она унаследовала хоть какую-то окраску, ее волосы, ресницы и брови были скорее рыжеватыми, чем уж вовсе бесцветными, как у отца, и глаза не прозрачными, а светло-зелеными, и в них время от времени вспыхивала беглая искра интереса к киммерийцу. Словно Дана хотела что-то сказать ему, но в присутствии остальных не смела этого сделать. Но все же не она, а Линн совершила над собой столь огромное усилие, чтобы проговорить, словно прочтя мысли киммерийца:

— Ты будешь в безопасности. Не жди с нашей стороны нападения. Утром ты сможешь продолжить свой путь, чужеземец, ибо в Туонелле никого не удерживают силой и не убивают спящих. Просто мы не любим посторонних глаз и ушей, предпочитая жить сами по себе.

— Верно, вам есть что скрывать, — заметил Конан. — Но я в ваши дела не лезу, своих хватает, живите как хотите. На рассвете я покину ваш кров.

У него все же хватило здравого смысла не оставаться в доме, а предпочесть общество лошадей. Жизнь никогда не была особенно благосклонна к варвару, и излишней доверчивостью он не отличался, а уж в столь странных ситуациях и подавно.

Однако он напрасно ждал неких непредсказуемых действий по отношению к себе со стороны семейства Бриккриу. Кажется, он их на самом деле нимало не интересовал, и вскоре киммериец погрузился в чуткий сон, каким спят хищники, в любую секунду готовые отразить внезапное нападение.

Сновидения редко посещали Конана, но на сей раз в порядке исключения ему представлялось, будто он окружен полуволками-полулюдьми, которые однако не бросаются на него, а сидят, задрав морды к беззвездному мрачному небу, и не то воют, не то совершенно по-человечески кричат, объятые безумной тоской и неведомой запредельной болью.

Во сне сердце варвара сжалось в тугой комок, и он пробудился, словно от толчка, отирая со лба ледяную испарину, выступившую от этих звуков. Самым странным однако было то, что кошмар и не подумал исчезнуть.

Крик-вой все длился и длился, изредка прерываясь и возобновляясь с новой силой. Он шел словно откуда-то из-под земли и был сильно приглушен, но от этого не делался менее жутким и невыносимым. Жеребец и кобыла в своих стойлах прядали ушами и встревоженно фыркали, тоже обеспокоенные происходящим.

Киммериец выбрался из своего укрытия, вполголоса извещая богов обо всем, что он думает по этому поводу, а мнение это было весьма нелестным, и покинул его с явным намерением разобраться, что творится в Туонелле.

Оказавшись во дворе, он однако был остановлен метнувшейся к нему тенью, словно возникшей из сгустка мрака. Конан выхватил клинок, готовый вонзиться в это нечто, чем бы оно ни было, но тут понял, что это всего лишь Дана, одна из дочерей Бриккриу и Линн.

— Остановись, киммериец, не ходи туда, — лихорадочно прошептала она, сопровождая свои слоил умоляющим жестом, прижимая к груди тонкие руки, — иначе ты в лучшем случае найдешь свою смерть, а в худшем разделишь участь несчастного Ллеу!

Со смертью варвару доводилось перемигиваться не раз, и хотя он вовсе не стремился как можно скорее попасть на Серые Равнины, но и отступать, там паче из-за угроз какой-то белесой, как белая крыса, бабы, показалось ему делом весьма позорным.