Рыжая Марика - Тяжело в учении

Мы оказались в длинной и узкой, как пенал, комнате, стены которой были обвешаны схемами и наглядными изображениями, выполненными крайне неуклюже и неаккуратно. Однако художник явно представлял, с чем имеет дело. Оглядевшись, я спешно отошла от стены, где висел лист бумаги с надписью «Оборотень освежеванный, свежепойманный» и села на указанную табуретку.

Повисла пауза. Чет в растерянности стоял у окна и грыз ноготь на большом пальце, не зная, с чего начать. Я упрямо смотрела в пол, изредка страдальчески и глубокомысленно вздыхая. Наконец, Кар-Сэрс нарушил гнетущую тишину:

— Ты злишься?

Я в ответ вздохнула так скорбно, что даже самая профессиональная плакальщица мне бы позавидовала.

— Знаю, злишься… Послушай, я не хотел тебя обидеть! — краем глаза я заметила, как Чет покраснел. Ему явно непривычно было чувствовать себя виноватым. — Просто все так неожиданно произошло… Ты же меня дураком выставила, ей-богу! На шею бросаться сразу, вопить, руками размахивать… Да, долго не виделись. Да, друзьями были. Но это же не повод так себя вести?

Я снова промолчала. Это его «друзьями были» меня сильно покоробило и задело. Я уж было собиралась его простить, но за такие слова пускай еще помучается.

— Скажи что-нибудь, — попросил Чет. — Мне непривычно видеть тебя… такой.

Я подняла на него глаза, и взгляд мой был полон укора, возмущения и оскорбленной невинности.

— Хорошо… — Кар-Сэрс глубоко вздохнул и сказал тихо-тихо. — Прости меня. Я был не прав…

— А? — внутренне улыбаясь, я приложила руку к уху. — Ты что-то сказал?

— Прости меня, — громче повторил Чет, сверля меня сердитым взглядом. — Теперь ты довольна?

Я хмыкнула и выпрямилась.

— Вполне. Теперь, пожалуй, можно и к занятиям приступить…

Довольный, что легко отделался, Кар-Сэрс вооружился длинной и тонкой деревянной палкой-указкой и принялся тыкать в плакат, где было изображено звероподобное чудище. Оно было мохнатым, с оскаленной пастью и глазами. Тело было вполне человеческим, только заросшим, кисти руки и ступни ног угадывались едва-едва, но все же угадывались.

— Вот! Оборотень обыкновенный.

— Хм? — невнятно промычала я, с любопытством разглядывая рисунок.

— Нечисть, — уточнил Кар-Сэрс. — Получеловек — полуволк. Водится в лесах. Жрет все, что ни попадя, особенно предпочитает человечину. Но это только по ночам, когда он волк. Днем он обыкновенный человек, как и все остальные…

— Это я знаю и без тебя, — фыркнула я. — Ты лучше расскажи, откуда они вообще взялись?

— Кто? — не сообразил Кар-Сэрс, удивившись вопросу.

— Да оборотни, — я кивнула на плакат.

— Ну… — Чет почесал в затылке, припоминая нужные сведения. — Есть в народе байка, что мол, у одной женщины волки ребенка похитили и воспитали. У него шерсть выросла, клыки и всякое прочее.

— А еще что говорят? — быстро спросила я.

— Всякое говорят, — махнул рукой Чет. — На самом деле никто не знает, откуда оборотни взялись. Да и другая нечисть тоже.

Неожиданно за занавеской в проходе послышалось на удивление знакомое хихиканье.

— Торни, — догадалась я.

Кар-Сэрс, нахмурившись, пошел к занавеске, но когда он отдернул ткань, там уже никого не было.

— Какая-то она глупенькая, — наморщилась я. — Хихикает постоянно…

— Она подруга Луэллы, — задумчиво проговорил Чет, вертя в руках указку.

— Ну и что? — пожала плечами я.

— Ничего, — подозрительно небрежно ответил Кар-Сэрс. — Абсолютно ничего…

Вечером, когда уже порядком стемнело, мне надоело сидеть в своей темной комнате, и я, накинув полушубок, шапку и сунув ноги в валенки, вышла на улицу. Сугробы серебрились под ярким лунным светом, звезды ярко сияли, рассыпавшись по темносинему покрывалу неба золотыми зернами. Постояв немного и полюбовавшись пейзажем, я вышла за калитку и пошла по улице.

У меня не было особенных планов, куда идти, но, с истечением пятнадцати минут, я стала замерзать и решила, что было бы неплохо сейчас выпить чего-нибудь горяченького, например, сбитень. В Прокопова была харчевня — маленький, тесный и грязный деревянный домишко, заставленный круглыми столиками и колченогими табуретками. Приличная девушка туда бы не отправилась ни за какие коврижки, но выбирать не приходилось. Либо сидеть в тепле и попивать сладкий напиток, либо возвращаться в холодную комнату и грезить о лучших временах.

Тяжелая дверь с оглушительным стуком захлопнулась за моей спиной, но никто из находящихся в харчевне даже головы не повернул. Пахло чем-то подгоревшим и пивом. В помещении было на удивление тепло и людно. Возле стойки на высоких трехногих табуретках сидели грязные и лохматые бродяги. Некоторые дремали, некоторые перешептывались между собой, с подозрением стреляя глазами из-под густых бровей. За столиком в углу примостились трое купцов. Их я узнала по дорогой одежде, высоким меховым шапкам и аккуратно стриженым бородам. В их взглядах чувствовалось презрение к «грязной деревеньке и всем ее обитателям» и явное нетерпение поскорей отсюда убраться.