Рыжая Марика: Повелительница зеркал

Тудум-тудум. Тудум-тудум. Странно, что это за звук? Откуда он взялся в спальне?

Она открыла глаза. Кругом царила полумгла. Потолок почему-то был низкий — до него можно было достать рукой. Ника резко села и чуть не сва-лилась.

— Черт! — выругалась она, ухватившись за какую-то железку, которая оказа-лась крючком для одежды.

Девочка увидела обыкновенное вагонное купе и всё вспомнила.

Ника ехала с родителями в какую-то забытую Богом деревушку. Конечно, лично она совсем не хотела туда ехать. Ещё бы — остальные ребята из класса бу-дут тусоваться в Москве, а она поедет в глухомань.

Ника со вздохом перевернулась на спину. Полка была узкая и неудобная. Из-под двери купе пробивался тусклый свет. Спать не хотелось. Она лежала в темноте и слушала, как храпит во сне папа и посапывает мама. А еще — как поскуливает от страха болонка Сэлли: та боялась скрежета поезда.

Ника думала о них. О том, какая чудная у нее мама, о том, как она вышла второй раз замуж полгода назад; о том, как она долго привыкала к Егору — новому папе, и еще она думала о его сыне — теперь уже ее брате, восемнадцатилетнем Захаре: с ним-то она быстро нашла общий язык!

Захар Нике всегда нравился, даже когда папа был просто дядей Егором. У него были светлые, всегда растрепанные волосы, тонкий нос и серые глаза.

Своя же внешность Нике никогда не нравилась: длинные курчавые рыжие волосы, зеленые глаза, чуть вздернутый нос и тонкие губы, да еще лицо усыпали веснушки… Да, Ника не любила свою внешность, но она считала, что это лучше, чем ходить с короткими, торчащими ежиком волосами, как у одноклассницы Алки Северовой — ее давнего и непримиримого врага. К тому же Вероника знала, что Северова тайно влюблена в Захара, и поэтому еще сильнее ненавидела Аллу.

Захар не поехал с ними. У него как раз была сессия (в недалеком будущем он собирался стать программистом). А еще у Захара в Москве была девушка, и он не хотел ее оставлять даже на короткое время. Вот она Нике нравилась. Её звали Катя, она работала парикмахером в салоне и обещала научить Нику делать суперские прически.

Перевернувшись на живот, Ника дотянулась до своих брюк, висевших на ве-шалке, и достала часы. Без пяти четыре.

«Надо бы разбудить родителей», — подумала она и уже наклонилась было, чтобы растолкать маму. Внезапно её осенило. Она же не хочет ехать в эту паршивую деревню! Значит, и будить никого не надо.

Девочка удобно устроилась на полке и закрыла глаза. К стуку поезда примешался еще один звук — по стеклам забарабанили капли. Хлынул дождь.

Неожиданно дверь в купе распахнулась. На пороге, в тусклом свете лампоч-ки стояла сонная рыжая проводница с длинной шеей и большими ушами.

— Граждане пассажиры! — завопила она. — Эт вам тут до Гнилой канавы?!

«Ну и названьице!» — подумала Ника, досадуя, что ее план не удался.

— Нам, нам! — заверила проснувшаяся мама хрипловатым со сна голосом. — Спасибо, что разбудили.

Проводница еще некоторое время топталась на пороге, а потом ушла, шаркая тапками.

— Ника, зайчик! — позвала мама, поднимаясь с койки. — Ты не спишь?

— Нет, мам, — откликнулась девочка, свешиваясь с полки.

Отец храпел, как ни в чем ни бывало.

— Ладно, я сама разбужу его, — сказала мама. — А ты, зайчик, пока одевайся!

Спустя некоторое время они уже продвигались по узкому тамбуру. Ника дерсжала в руках болонку Сэлли.

Дождь хлынул с новой силой, поэтому еще в купе папа велел надеть дождевики.

Поезд остановился.

— Станция «Гнилая канава», — объявила похожая на жирафа проводница. — Ваша?

— Наша, наша, — снова заверила ее мама, выходя из вагона. За ней последова-ла Ника, прижимая к себе дрожащую Сэлли.

«И это — станция?» — изумленно подумала девочка.

В самом деле, было чему удивляться: «станция» представляла собой бетонную плиту посреди глухого леса. Ника шагнула на нее и огляделась.

— Ег-о-о-ор, — подозрительно сладким голосом запела мама. — Как ты объяс-нишь все это?

— Я… я точно не знаю, здесь должна быть деревня… — залепетал тот.

Ника вглядывалась в чащу леса, судорожно прижимая к себе поскуливаю-щую Сэлли и чувствуя, как страх медленно начинает подкрадываться к ней на противных липких лапках.

Тем временем мама, закончив пилить отца, ухватилась за мобильный теле-фон.

— Всё, — заявила она. — Я звоню Диме-адвокату: пусть он нас отсюда вытаскивает!