— Зачем ты это сделал? — спросил Дюдермонт, медленно и осторожно проходя вперед.
— Я?! — воскликнул Кенсидан. — Против Главной Башни вышел отнюдь не Корабль Ретнора.
— Та война закончилась, и мы победили.
— Та война и эта — одно и то же, глупец, — заявил Кенсидан. — Обезглавив Лускан, ты положил начало беспощадной борьбе за власть.
— Мы могли бы объединить силы и править по справедливости.
— Справедливость для бедняков… Ах да, звучит прекрасно, но это с точки зрения риторики. — Кенсидан не скрывал насмешки. Он оттолкнулся от подоконника и вдобавок к кинжалу вытащил длинный меч. — Неужели до охотника за пиратами еще не дошло, что не все жители Лускана заслуживают справедливости? Или то, что в этом городе слишком много тех, кто вряд ли добьется процветания при таком идиллическом порядке?
— Вот для этого мне и нужны были верховные капитаны, недоумок, — выплевывая каждое слово, ответил Дюдермонт.
— Капитан, неужели ты настолько наивен, что считаешь, будто мы добровольно поделимся властью?
— А ты, Кенсидан, сын Ретнора, неужели настолько циничен, что не видишь преимуществ общественного блага?
— Я живу среди пиратов и думаю как пират! — огрызнулся Кенсидан.
— У вас был выбор. Вы могли все изменить.
— И у тебя был выбор. Ты мог продолжать заниматься своим делом. Ты мог оставить Лускан в покое, и еще совсем недавно ты мог спокойно отправиться восвояси. Ты обвиняешь меня в гордыне и жадности за то, что я не пошел за тобой. Но на самом деле это тебя ослепила гордыня, и ты не захотел увидеть истинного положения вещей в этом городе, который ты пожелал перестроить по своему желанию, и твоя гордыня удерживает тебя здесь. Как ни печально, но здесь ты и погибнешь, а Лускан окажется намного дальше от твоих надежд и мечтаний, чем прежде.
Раненая женщина на полу застонала.
— Позволь мне вынести ее отсюда, — попросил Дюдермонт.
— Конечно, — пожал плечами Кенсидан. — Только для этого тебе сначала придется меня убить.
Дюдермонт больше не колебался. Подняв свой великолепный меч, он бросился на сына Ретнора.
Кенсидан попытался парировать выпад кинжалом, с тем, чтобы замахнуться мечом для смертельного удара, но Дюдермонт был для него слишком быстрым и опытным противником. Сын Ретнора едва сумел отвести кинжалом меч, но его собственный клинок ушел в сторону, даже не задев противника.
Капитан быстро отскочил, занес руку для колющего удара, а потом провел целую серию яростных выпадов и снова выставил перед собой меч.
— О, да ты сильный фехтовальщик! — крикнул Кенсидан.
Дюдермонт не стал отвечать на его комплимент, а провел еще один выпад и резко поднял меч для удара сверху вниз.
В последний момент Кенсидан все же сумел блокировать его горизонтально поставленным мечом, а потом обернулся, опасаясь упереться в стену. Удар сверху заставил его покачнуться.
Дюдермонт, не встретив достойного сопротивления, продолжал проводить атаку за атакой. В глубине души он удивлялся, почему юный глупец решил с ним биться. Или в своем самодовольстве он вообразил себя отличным фехтовальщиком? А может, он только притворяется неловким бойцом, чтобы сбить противника с толку?
Эти мысли насторожили капитана, и, несмотря на продолжающиеся атаки, он взвешивал каждое движение, чтобы в любой момент перейти к обороне.
Но контратаки так и не последовало, хотя он и усилил натиск.
Капитан удержался от усмешки, но вывод был ясен: Кенсидан ему не противник.
Женщина на полу снова застонала, что вызвало новый приступ ярости у Дюдермонта, и он решил, что эта победа станет первым шагом по пути мести, которую он обязательно продолжит по возвращении в Город Парусов.
И он предпринял решительную атаку. Прыгнув вперед, Дюдермонт отбросил своим клинком меч Кенсидана в сторону и повернул руку, чтобы избежать удара кинжалом.
Кенсидан высоко подпрыгнул, но капитан был уверен, что достанет его, как только тот коснется пола.
Вот только Кенсидан так и не спустился.
Сильное замешательство охватило Дюдермонта, когда наверху послышалось хлопанье крыльев и одно из них ударило черными перьями по его голове, да так сильно, что капитан качнулся в сторону. Он обернулся и взмахнул мечом, чтобы отогнать птицу, но на Ворона Кенсидана это не подействовало.
Он слетел на пол, подпрыгнув на трехпалых лапах, — огромный, в рост человека, Ворон. Птичьи глаза пристально следили за Дюдермонтом, и голова поворачивалась справа налево, охватывая сцену с разных углов.
Читать дальше