Дэвид Геммел - Призраки грядущего

Киалл, дрожа всем телом, подавлял желание пуститься наутек. Крик повторился — переливчатый вой, от которого кровь стыла в жилах. Чареос двинулся дальше, Бельцер за ним. Киаллу пот заливал глаза, и он не мог принудить себя сдвинуться с места. Он втянул в себя воздух и зашагал следом.

Посреди поляны, шагах в пятидесяти, стояло огромное каменное сооружение, а перед ним, на пиках, украшенных перьями и разноцветными камнями, торчали две отрубленные головы.

Киалл не мог оторвать глаз от этих высохших лиц. Глазницы были пусты, но губы дрожали, исторгая крики. Маггриг и Финн вышли из засады.

— Нельзя ли прекратить этот шум? — проворчал Бельцер. Чареос, кивнув, подошел к одной из пик и приставил руку к затылку отрубленной головы. Крик тотчас же прекратился. Чареос снял голову, положил ее на землю и проделал то же самое со второй. Стало тихо — только ветер свистал, пролетая мимо. Путники подошли к Чареосу. Он, присев на корточки, повертел в руках одну из голов и подковырнул ножом кожу. Кожа натянулась и лопнула, обнажив деревянный череп. Чареос поднес его к губам, и тут же послышался леденящий кровь вопль. Воин бросил голову Финну.

— Это что-то вроде флейты. Ветер входит через три отверстия в черепе, а тростник, помещенный во рту, производит звук. Неплохо придумано. — Чареос нагнулся и поднял за волосы содранную с черепа кожу. — Не знаю, что это, но это не принадлежит человеку. Смотрите-ка: волосы пришиты.

Киалл подобрал вторую голову и стал ее разглядывать. Он не понимал, как эта вещь могла внушить ему такой страх. Он повернул ее затылком вверх — ветер проник в нее, и раздался тихий стон. Киалл подскочил и выронил голову под дружный смех остальных.

Чареос подошел к воротам. Перед ним стояли два каменных столба двенадцати футов в вышину и трех в ширину, покрытые резными надписями на языке, которого он не понимал. Перемычка, соединяющая столбы вверху, придавала сооружению вид ворот. Чареос присел перед ними, разглядывая надписи.

Киалл обошел ворота сзади.

— Здесь тоже есть знаки, — сказал он, — и камень как будто другого цвета, чуть белее. — Он сделал шаг вперед.

— Стой! — крикнул Чареос. — Не пытайся пройти через них.

— Почему?

Чареос поднял круглый камень.

— Лови, — сказал он и бросил его в ворота. Киалл подставил руки, но камень исчез. — Теперь ты мне брось, — приказал Чареос. Киалл повиновался, и второй камень исчез тоже.

— Ну что, пойдем туда? — спросил Бельцер.

— Повременим пока. Расскажи мне еще раз, что Окас говорил тебе о Вратах.

— Только то, что они ведут в другой мир, — больше ничего.

— Он не говорил, что они ведут во многие миры?

— Говорил, — признался Бельцер, — только неизвестно, как попасть куда надо.

— Вот именно. Не говорил ли он, когда следует проходить через Врата — днем, в полночь или на закате?

— Не припомню что-то. Разве это важно?

— А с какой стороны входить, с северной или с южной, — не говорил?

— Нет. Давай-ка войдем, а там видно будет. Чареос встал:

— Возьми меня за руку и держи крепко. Досчитаешь до пяти и вытянешь меня назад. — Бельцер стиснул его запястье, Чареос подался вперед, и его голова медленно исчезла из виду. Бельцер почувствовал, как обмякло тело Чареоса, не стал считать и тут же вытащил его обратно. Мастер Меча побелел, усы его заиндевели, губы посинели от холода. Бельцер уложил его на траву, а Финн принялся оттирать. Через некоторое время Чареос открыл глаза и сердито посмотрел на Бельцера:

— Я велел считать тебе до пяти, а не до пяти тысяч.

— Ты пробыл там каких-то несколько мгновений. Что ты видел?

— Мгновений? Да я там проторчал не меньше часа. Там ничего нет — только снег и метель. Ни следа жизни. А на небе светят три луны. — Чареос сел.

— Что делать будем? — спросил Бельцер.

— Разведем костер. Я подумаю, а ты постарайся вспомнить все, что знаешь об Окасе и его племени. Все как есть.

Бельцер присел на траву рядом с Чареосом.

— Не знаю, смогу ли, Мастер. Я всегда плохо запоминал разные мелочи. Они называют себя Людьми Мировой Мечты, но я не знаю, что это означает. Окас старался мнеобъяснить, но у меня в одно ухо влетело, в другое вылетело. Вроде как мир представляется им живым существом, этаким громадным богом. Но поклоняются они одноглазой богине — ее имя Охотница, и ее слепой глаз — это луна, а зрячий — солнце. Вот и все.

Пока они говорили, Финн развел костер.

— Я их видел, — сказал он. — В горах. По ночам они бодрствуют — охотятся, как видно.