Мария Парфенова: Янко

— Нет у меня сердца своего, пан магистр. Сейчас нет и никогда не было. Смеются надо мной братья младшие, соседи-князья потешаются, жены их за улыбками сладкими издевку прячут.

Много я о вас, пан магистр, слышал. Кто алхимиком кличет, кто магом, кто святым — да только всё равно мне. Помогите мне — за услугу такую всё чего ни попросите дам…

Есть у герцога Иглезианского сестра-красавица. Всё бы сделал, чтоб моей была. Да только она обо и мне слышать не хочет. «Бессердечным» зовет, насмешница зеленоглазая.

— Неужто сами смогли сердце для герцога вырастить? — не верит Янко.

— Не смог, хлопец. И никто не сможет. Объяснял я это герцогу, днями втолковывал, да только впустую это всё. Нашел он в книге тайной, средство одно… Не заменит оно сердца, живого да настоящего, но влюбить в себя кого захочешь заставит. Да и страшное оно — средство это. Из смоляницы его делают… А смоляницу ту откуда взять? Из сердец, хлопец, из живых. Да и приготовить средство то не всякому дано, а лишь тому, кто…

— Ой, да не тяните вы так, пан магистр, — вмешивается молодой беглец. — Он мне эту историю когда в первый раз рассказывал, — поворачивается он к Янко, — я чуть от тоски не помер — так у него все длинно, да с объяснениями, да с присказками… В общем, если коротко: попросил его герцог это самое зелье сварить. Он бы его и сам за милую душу состряпал, да только там заклинания какие-то читать надо, а герцог-то в них… ни бум-бум, — стучит парень по деревянной лавке. — Да только отказался пан магистр от работы такой. А герцог-то наш к отказам не привык: раз — и в подземелье его! Авось передумает.

— Сердца есть создания чистые, — течет ручейком тихим голос магистра, — кто на них руку поднимет…

— Во-во, — кивает парень, — вот пан магистр и не поднял. Побушевал герцог, позлился, да сам зелье варить принялся. Всё точь-в-точь по рецепту. Без заклинаний только. Сварить-сварил, а поить им свою зеленоглазую побоялся. Мало ли, помрет еще…

— Сам бы попробовал, — улыбается Янко.

— Плохо ты нашего герцога знаешь, — усмехается парень, — сам он отраву эту пить, конечно, не стал, а послал по всем землям своим людей преданных: по городам да селам ходить, девиц, что на сестрицу герцога Иглезианского похожи, выискивать. Как найдут, тут же родителям грамоту герцогскую — забираем, мол, вашу дочуру. А чтоб не противились, говорят, что к герцогу в услужение. Какой отец от такой почести откажется?

— Бедные, бедные существа, — качает головой магистр.

— Сердца? — уточняет Янко.

— Девицы, — поправляет парень. — Приведут их в замок, комнату светлую дадут, платьями да драгоценностями одарят, а вечером, за ужином, зелья того в кубок — кап!

— И что?

— А то! — с шумом выдыхает парень. — Кто сразу помрет, кто — погодя, а кто и вовсе из ума выживет. Выльет герцог зелье то, новое варить начинает. А девицу — из замка вон! Платья да украшения в сундук — до следующего раза.

— Так и бродят они, души неприкаяные…

— Ага, бродят. Сначала под самыми стенами, потом — дальше и дальше. Куда судьба занесет…

Пробирает Янко холод могильный. Вспоминает он грамоту герцогскую, да слова пана Казимира — льстивые.

Едва дождался Янко, пока родители в поле уйдут да к подругам-щебетуньям Элиска быстроногая убежит.

Вышел на двор, огляделся — нет ли кого.

Открывает дверь в сарай Янко: спит-посвистывает паренек в углу, сидит, насупившись, старик у оконца малого.

— Вот, принес вам, пан магистр, лепешек да водицы колодезной.

Тянется старик к лепешкам. Пальцами корочку поджаристую поглаживает, усмехается:

— Отвык я от угощения такого в подземельях герцогских. Долго ждал — еще чуток подожду. Вот проснется Золтан, — кивает он на парня спящего, — тогда и позавтракаем. Вместе от герцога бежали, вместе и свободу встречать будем.

— А его-то за что? — переходит на шепот Янко.

Хмурит брови магистр, не отвечает.

— За дело, — приподнимает голову парень, соломинки из кудрей непослушных вытряхивает. — Вор я, братец, по карманам да кошелям мастер.

Ходит Янко из угла в угол — шагами горницу меряет.

Увезут. Увезут от него его Марьянку. Сегодня же вечером увезут. И чем ту беду отвадить, что пану Казимиру взамен предложить — неведомо. Медяков у пана — едва кошель не рвется, эля себе купить он хоть бочку может, на службе, опять же, у самого герцога… разве что…

— Доброго денечка, пан Казимир, — кланяется Янко, сердце к себе прижимает, гладит ласково.