Мария Парфенова: Янко

— Ну-ну, что за телячьи нежности, — ворчит парень. — Сиди смирно, не позорь.

Трефы, бубны, пики, червы.

Пажи, герцоги, воины, оруженосцы.

Стремительно тающие веера карт.

— Воин пик, — дрожит рука парня.

— Дракон пик, — не скрывает улыбки пан Казимир.

Коротко взвыв, парень роняет голову на руки.

— Забирай! — отталкивает от себя сердце.

— Нет уж, родной, давай по правилам. «Добровольно передаю господину герцогу Франциску Четырехпалому…»

— А почему герцогу-то? — поднимает голову парень.

— А вот это уже не твое дело, малый, — смеется пан Казимир.

— Тоже сыграть хочешь? — поворачивается к Янко пан Казимир.

— Хочу, — блестит в глазах Янко хитрый огонек.

— На много ли?

— На все, — высыпает на стол медяки Янко.

— А не боишься, на все-то?

— Не боюсь, — трясет головой Янко, припоминает дедову науку, — играть, так играть.

— Как изволит благородный господин, — насмешничает пан Казимир и сдает карты.

Скребется-поскуливает под лавкой пана Казимира сердце Чубатого.

Пляшет-мельтешит пламя в лампе.

Плывут-бегут карты.

Одна за одной.

Хмурится Янко, считает.

Бубновый Дракон. Вышел.

Червовый оруженосец, трефовая дама. Вышли.

Пиковый герольд, бубновый герцог. Туда же.

Меньше и меньше карт в руках пана Казимира.

Пажи. Воины. Гонцы. Вышли.

Двулицые джокеры-перевертыши. Вышли.

Дамы — пиковая, червовая. Вышли.

Тянет из открытой двери холодным сквознячком. Ежится, недовольно урчит на лавке пушистое сердце. Да только не замечает этого Янко. Считает.

Карты. Всего две.

Бубновая дама — смотрит на свою Янко.

Бубновый оруженосец — услужливо подсказывает память.

Улыбается Янко, рукавом пот со лба утирает. Бубновый оруженосец. У пана Казимира — оруженосец. А у него, у Янко — дама.

Десять монет Янко на столе. А в кошеле-то будет уже двадцать.

Смеется Янко. Помигивает сердцу. Радуется. Молодец — не сбился. Ни разу не сбился.

— Чего разулыбался, хлопец? — хмыкает пан Казимир.

— А вот того, — бросает на стол карту Янко. — Дама.

— Дама, — соглашается пан Казимир. — Да только у меня-то…

Накрывает даму карта пана Казимира.

Скалится с нее, бьет хвостом бубновый дракон.

— Это как же?! — задыхается от возмущения Янко. — Он же…

— Он же, что? — переспрашивает-потешается пан Казимир.

— …вышел, — недоуменно хлопает глазами Янко. — В самом начале вышел.

— Да ну? — театральничает пан. — Давай поглядим.

Мелькают пальцы Янко, переворачивают карты рубашкой вниз, ищут, надеются, верят.

— Ну, что я говорил? — улыбается пан Казимир. — Не было. И не могло быть. Потому что — вот он, драконушка.

Текут под рукой пана Казимира по столу монеты, звякают, падая в тугой кошель.

Уплывают-растворяются в пановом кошеле новая крыша, забор выровненный и кобылка заветная — мать на ярмарки городские катать, да с отцом дрова из лесу возить.

— Ставишь? — косится на сердце пан Казимир.

Качает головой Янко. Хмуро усмехается.

— Нет, пан Казимир, не ставлю.

— Ну, как знаешь. Никого не принуждаю, — пожимает плечами пан.

— Кружку эля, — достает из кармана потемневший полгрош Янко.

— Ты почто деньги зря просаживаешь? — отодвигает монету пан Марек.

— Отцу с матерью помочь хотел, — отхлебывает эль Янко.

— Глупые вы. Молодые и глупые, — морщится пан Марек. — До тебя тут тоже один сидел. С чубом. Тоже, между прочим, …

Хлопает дверь корчмы. Входит Чубатый. Пробирается к столику пана Казимира.

— Дай сердце отыграть, — протягивает он раскрытую ладонь. Блестят-переглядываются на ней новенькие медяки. — На что оно тебе?

— Да не мне оно, — досадливо отмахивается пан Казимир. — Забыл, что ли? Герцогу оно, герцогу. Да и вообще — неприятности от них одни, от сердец-то. Видал? — стягивает он с шеи шитый серебром платок.

Пересекают шею пана два рубца багровых. Пульсирует-бьется под ними жила.

— Нравится? — вновь повязывает платок пан. — А все от него, от сердца. Полюбил я, парень, — рывком усаживает он за стол Чубатого, — дивчину одну. Ох, и красива же была, чертовка. Глаза — что огонь, кудрями черна, станом точёна. Подарил я ей сердце. А оно, вишь, как обернулось… Кто ж знал, что ведьма…

Скрипнула покосившаяся дверь. Вошел-нырнул в полумрак горницы Янко.

— Что ж так быстро, сынок?

— Да… Ничего интересного там…

— К сарбушам приценивался?

— Угу, — мрачнея, кивает Янко. — По четыре медяка они нынче, мам.