Михаил Ардин - Райское Местечко

Тем временем в зависшего над сценой тигра из-за кулис полетел какой-то предмет, потом еще один, еще… Это были палки и камни. Сквозь стихающие аплодисменты стал слышен бой барабанов, все громче звучащий отчетливый ритм. Палки и камни сменили стрелы и копья, тигр мягко упал на лапы, метнулся по сцене, стремясь напасть на врага, но очередное копье вошло ему прямо в грудь, он тяжело упал и застыл неподвижно…

Ритм барабанов становился все громче, все настойчивей, и к поверженному тигру приблизился охотник, потрясающий копьем, повторяющий в танце этапы удачной охоты. Конечно, это была Мелисса. Резкие, угловатые движения дикого танца все ускорялись, усложнялись, барабаны все четче отбивали свой бешеный ритм. Казалась, сейчас танцор собьется, не выдержит темпа, рухнет на сцену – но нет, еще быстрее, еще… Мелькали в сложнейшем рисунке руки, ноги, тряслись и кружились бусы, браслеты и подвешенные к талии хвосты животных… Это зрелище завораживало, гипнотизировало…

Но вот сумасшедший ритм барабанного боя замедлился, в него стали вплетаться другие звуки, более нежные и мелодичные. Постепенно движения танца становились мягче, пластичнее… Лесную чащу сменили иные пейзажи, мелодии незаметна перетекали одна в другую, непрерывно менялся костюм Мелиссы и ее облик. Перед нами возникали мимолетные – картины жизни древних народов, фрагменты их культур, обычаев, характеров.

Внезапно в звуках возникло что-то тревожное. В движениях Мелиссы появилась резкость, в ее руках оказалось оружие… А дальше случилась чудо: она раздвоилась! И танец превратился в бой двух воинов, одного – в синих доспехах, другого – в красных! Я Не сразу понял, что это включилось красно-синее стробоскопическое освещение с частотой в несколько герц, и в мгновениях между вспышками Мелисса успевала менять позу, играя роль то одного воина, то другого! Если бы я не видел ее показательный бой с десантниками, я никогда бы не поверил, что такое возможно…

На сцене продолжалось сражение. На заднем плане возникали и рушились дворцы и города, храмы и хижины, менялись пейзажи, а бой не прекращался. Менялось оружие, менялась одежда бойцов, но неизменными оставались их напор и ярость.

Изредка битва прерывалась, и на лугу или в зале дворца Мелисса в облике танцовщицы пыталась рассказать, что во все эпохи были нежность и любовь, но каждый раз звук трубы возвещал о новой войне, и легкие одежды танцовщицы опять превращались в латы, мундиры,, камуфляж… На сцене скакала конница, бушевали пожары, ревели танки, над головами проносились самолеты, а схватка двух бойцов продолжалась… Иногда один из противников падал, сраженный, но ликование победителя было недолгим, на смену поверженному, как феникс из пепла, вставал другой воин, еще сильнее и яростней прежнего.

Я не мог оторвать глаз от сцены, я забыл, где нахожусь, для меня существовало лишь то, что происходит там, в свете софитов. Несколько раз краем сознания я отмечал какую-то суматоху в зале, но отвернуться от сцены был не в состоянии.

Но наконец череда войн завершилась. Воин-победитель оглядел пейзаж после битвы и заметил притаившегося в руинах тигра, бывшего царя природы. Тигр испуганно метнулся прочь, Но воин легко догнал его и вспрыгнул ему на спину. Тигр метался по сцене, но сбросить всадника не мог. И вот уже зверь побежал по кругу, и сцена обернулась цирковой ареной, где укрощенное животное, послушное воле человека, исполняло изощренные трюки…

В конце концов обессиленный, тигр распластался на арене, и Мелисса подняла вверх тигриную шкуру, которую повесила на стену зала, в одно мгновение возникшего на сцене вместо цирка. В этой и в следующих картинах в голографическую декорацию стали включаться реальные предметы интерьера, и тигр тоже стал предметом обстановки. Шкура на стене, чучело, плед на диваре… На каждый тигр-предмет желал отомстить человеку. Шкура, вися на стене, злобно сверкала глазами и скалила клыки… Тигр-чучело пытался хвостом, как плетью, стегнуть танцующую рядом Мелиссу… Тигр-плед, когда Мелисса на диване принимала соблазнительные позы, щелкнул зубами рядом с ее ногой, промахнувшись совсем чуть-чуть…

Наступила эпоха изобилия, безграничной свободы, декаданса и вседозволенности… Танцы Мелиссы становились все более чувственными, эротичными, даже где-то граничащими с непристойностью. Мелисса непрерывно меняла свой облик, и женщины, одна экзотичнее другой, в одеяниях все более и более откровенных, обольстительно извивались в роскошных интерьерах дворцов и вилл…