Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

«Ладно, разберёмся». Варенцова допила чай, вы­мыла миску с ложкой и пошла кормить Олега ик­рой. Всё, хватит загибаться, пора начинать жить!

У палатки её ждал сюрприз. Тихон приволок здоровенную гадюку, метра наверное, полтора Не иначе гостинчик выздоравливающему принёс. Осо­бо питательный и целебный. И как только допёр?

— Нет бы куропаток каких наловил, я бы их в сметане пожарила, — разворчалась Оксана, заби­рая у него рептилию, тяжёлую и толстую, как кол­баса. — Тоже мне, охотник на мурр!

«Ну и что с ней прикажете делать? Сварить, из­жарить, вырезать ремень? Раз уж загубили жив­ность, так не в болото же её кидать...»

— Правильно мыслишь, желанная, в хозяйстве пригодится, — услышала она знакомый голос. Обер­нулась и увидела бомжа Никиту. Блаженный шест­вовал к палатке с самым радостным видом. Встал, щёлкнул каблуками, снял картуз, чинно, прямо ио- кавалсргардски, отдал полупоклон. — Ну, здо|юво, красавица Как там болящий-то наш? Идёт на по­правку?

Интересно, в Пажеский корпус бомжей брали? Или во времена Пажеского корпуса он не был бомжом?..

— Твоими молитвами, — благодарно улыбнулась Оксана. — Сам-то ты, Никита, как поживаешь?

Спросила больше для порядка. Блаженный вы­глядел бравым молодцом: прохоря надраены, галифе наглажены, ватник как влитой, взгляд хрустальный. Прямо хоть за благословением подходи.

— Живём, милая, хлеб жуём. — Никита весело кивнул и вытащил из-за пазухи свёрток. — А это вот Олегу твоему, вовнутрь принимать. Для поправки здоровья.

— Спасибо большое.» — Оксана приняла, раюер- нула и задохнулась. — Ох и ни фига же себе!

Она держала в руках исполинский корень жень­шеня — длиной в полруки, диаметром сантиметров десять и весом, должно быть, добрых пол кило. А главное — отмеченный семью причудливыми лис­точками. Сказочное сокровище, созревавшее в земле не одну сотню лет...1 Уж в этом-то она разбиралась. Подарок блаженного практически не имел цены.

— И вот ещё... — Блаженный подмигнул и выта­щил из-за пазухи бутылку водки «Кристалл». — Em любимая. Корень настрогаешь, в водочку забросишь

■ Традиционно различают несколько сортов женьшеня. Самый лплёвый, почанза, имеет один лист, альтаза - два. двадцатилетний паи- цуй-талзана имеет три листа, четырёхлистный - сипит. У шестидеся­тилетнего, или ианцуй-упис, пять листков. Шестилистный, столетний по возрасту женьшень панцуй-липиё, встречается чрезвычайно редко, его находка вызывает настоящую сенсацию. Семилистнмй паицуй — чудо природы — ираистичссхн бесценен. В старику в Китае за него пла­тили до шестнадцати весов золота за один вес корня. Всё дело в том, что целебные свойства корня про персональны его возрасту и размеру.

и пару дён дашь настояться. Замечательная штуко­вина, я тебе доложу... Сатрап этот китайский, как бишь его, — Никита задумался, вздохнул, почесал под картузом, — а-а, Цинь Хуан, он её вёдрами пил. Зато и стену построил, да и по женской части... хм...1 В общем, шинкуй давай, не пожалеешь.

— Господи, Никита, — опомнилась Варенцова — Это же». Это же стоит как половина Пещерки! Или как вся!

На самом деле она не могла себе представить да­же примерную сумму. Такие количества нулей укла­дывались в голове только у фрау Киндерманн.

— Бери, говорю, и шинкуй давай, — отмахнулся блаженный. — Нам для хорошего человека ничего не жатко. И потом, этого добра там, — он махнул рукой куда-то в сторону болот, — полным-полно, надо только места знать. Главное сейчас, чтобы Олег Петрович были живы-здоровы. И нас не за­бывали в доброте своей... Ну, милая, счастливо, по­шёл я, дела

Сделал ручкой, попя тился в кусты и был таков. Растворился, как леший.

— Слышал, Тихон? Главное, чтобы Олег Петро­вич были живы-здоровы...

К Оксане постепенно возвращалось чувство юмо­ра она взглянула на себя как бы со стороны и чуть не расхохоталась: ну, хороша В одной руке убиен­ная змеюка в другой — бесценный женьшень. Ниче­го себе жизнь дезертирская?..

< Имеется в виду древнекитайский император Цкнь Шнхуанди, на­чавший строительство Великой Китайской стены.

...А в следующий миг она во всей полноте ощу­тила себя полковником ФСБ, рука метнулась к не­существующему пээсэсу[58], а в горле замер, едва не родившись, крик: «Лежать! Лицом на землю!»

Она увидела Федота Панафидина Да, да, того самого гада Панафидина, который уже столько раз от неё уходил. Изменника, с поразительной сноров­кой дурачившего компетентные органы...

Однако сейчас, похоже, они стояли на нейтральной территории, над которой реял белый флаг перемирия.