Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

— Да да, и немедленно, — живо подхватила «ко­ролева», бритвенно сощурила глаз и как-то очень нехорошо двинулась к Варенцовой. — А вас, красот­ка из секретной службы, я сейчас...

Оксана услышала, как в «Хаммере» страшно и яростно, в точности как давеча под дверью ванной, закричал Тихон. На его крик отозвалось нечто вро­де далёкого грома, это зарычал могучий Шсрхан. В чём именно заключалась опасность, которой была заряжена белокурая немка, Варенцова не взялась бы сформулировать, но на всякий случай подобра­лась, готовясь к отпору... Однако тут фрау Киндер- манн заметила серёжку, презентованную Марьяной,

и точно налетела на стену. Резко округлила глаза «

и напрочь забыла все свои намерения, связанные с Оксаной.

— О, катцендрейк, о, кошачье дерьмо! Ладно, по­ехали.

Вот только сразу стартовать не получилось. Сто­ило шофёру приоткрыть дверцу «БМВ», как наружу пулей вылетел овчар. Едва отбежав на два шага, пёс присел в характерной позе, отставив приподнятый хвост... Видимо, животное слишком разволновалось, пока рвалось на помощь хозяевам из закрытой ма­шины. Из кобеля лилось нескончаемо и полужидко, причём, как скоро выяснилось, процесс начался ещё внутри «БМВ». Водитель, ругаясь на чём свет стоит, полез наводить марафет...

— Чтоб я сдох, — заворожённо глядя на овчара проговорил Коля Борода — Это ж дауфман!1 Я о них только в книжках читал...

Выражение его лица можно было приблизитель­но описать как «инфернальное восхищение». Чело­век сподобился лицезреть нечто отвратительное и ужасное, но и в "своём роде совершенное.

— Звучит как диагноз, — задумчиво проговорил Фраерман.

Коле послышалась в словах шефа насмешка, и он торопливо принялся рассказывать, как накануне Второй мировой немецкие военные кинологи, рабо-

> Речь идёт о так пазынаемой «овчарке Дауфмана». вроде бы выве­денной фашистскими кинологами в конце 30-х гг. XX века но заказу частей С С как особо свирепой разновидности йеменкой овчарки для службы в конилап-рмх Многие сомневаются в реальности существова­ния этой породы, которой якобы ещё и «приливалась кровь» африкан­ских гиен. Тем не менее в некоторых городах мира содержание овчарки Дауфмана официально запрещено властями.

тавшие в Висбадене, по прямому приказу из рейхс­канцелярии озадачились выведением особо свире­пой породы. И вывели, взяв за основу немецких ов­чарок. И назвали по своему началышку Дауфману. И передали эсэсовцам. И те были в жутком востор­ге от того, с каким рвением дауфманы грызли не­счастных зэков Освенцима Майданека и Дахау. По­том на Нюрнбергском процессе им это припомнили, но было уже поздно. Дауфманы вовсю использова­лись как производители, активно передавая роди­тельской породе свою отравленную генетику...

— Ну вот вы мне скажите, на кого он похож? На кого, а? — тыча пальцем за окошко, где неиссякаемо трудился кобель, вопрошал Борода

— На гиену, — первой отозвалась Варенцова

В машине воцарилось ошарашенное молчание. Действительно, пёс, необычайно крупный и мощный для немца, имел могучую переднюю часть при очень скошенном крупе. Теперь, после Оксаниных слов, стало заметно, что его пропорции несколько отли­чались от обычных овчарочьих. Широкие челюсти, предназначенные смыкаться в чудовищной хватке. Необъятная шея, туго набитая мышцами, чтобы эти самые челюсти имели силу дробить буйвол шале ко­сти. Кругловатые уши вместо привычных остроко­нечных «локаторов»... И пускай наука твердит о фи­зической невозможности скрещивания гиены с соба­кой, как знать, чем в действительности занимались перед войной немецкие биологи? Если уж фашист­ские учёные вперёд всех построили дальнобойные ракеты и реактивные истребители и вплотную подо­брались к атомной бомбе...

— Жуть, - снова за всех высказалась Оксана — Интересно, у него все прививки сделаны? Не дай Бог, укусит кого...

— Укусит — я его сам в болоте утоплю, — мрач­но пообещал Борода — И прививками интересовать­ся не буду.

— Натеюсь, до смертоубийств не дойдёт, — ска­зал Фраерман. — Оксана Викторовна, вы не возра­жаете, если ваш котик ещё тут у меня посидит?

Странно, но Тихон, извлечённый из рюкзачка, кусать его и не думал. Наоборот, он уютно располо­жился у Матвея Иосифовича на коленях и знай себе умыватся, наверное, намывал деньги. Пальцы вора, украшенные изумрудами и сапфирами, почёсывали ему то грудку, то горлышко. Кот не возражал — они оба были одной крови. Оба быстрые, хищные, опас­ные — и каждый любил гулять сам по себе