Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

— Ну и плевать, нам и так хорошо, — вслух про­говорила Кейс. Решительно мотнула головой и на­правилась по пирсу к своей яхте. На корме и на но­су кораблика блестели буквы, латинские, крупные, золотом: « Bianka р .

Утро нового дня князь Монакский встретил с чу­довищной головной болью. Он сидел в зашторенной комнате, тычась лбом в холодное мокрое полотени/е, и ни о чём не хотел думать, но думалось всё равно. Господи, с какой же дурой он связался... Ей предлагали руку, сердце и престол, а она сбежала с какой-то парой миллионов. Вот ведь куриная голова, дешёвка, горе-авантюристка.

«Нет, нет, всё что ни делается, всё к лучшему. — Князь медленно пил крепкий чай с сахаром и лимоном и горько сожалел о таком близком, желанном, не­сбывшемся и манящем. — Было бы гораздо хуже, если бы я в самом деле женичся на ней, на этой дуре, дешёвке, воровке, авантюристке ...»

Официального хода делу он решил не давать. Ве­ликий князь Монако обязан быть безгрешен и безуп­речен. Однако же и сидеть спустя рукава со своим горем он не намеревался. Князь Альберт подумывал бросить международный клич: «Полицейские всех стран, соединяйтесь/»

Да, да, пусть все Шерлоки Холмсы и Ноты Пин­кертоны съедутся для начала сюда, в Могшко, и, про­никшись глобальной идеей, договорятся объединить усилияЧтобы никакого больше аваюпюризма и во­ровства в международном масштабе. Чтобы грани­цы задерживали преступников, а не правосудие. Что­бы никаких больше обворожительных дур, ворующих короны империи... О-о-о Боже, до чего всё-таки об­ ворожительных...

Крепкий чай действовал, голову понемногу отпус­кало. О какой-то несчастной стекляшке в виде бу­ тылочного донца князь и думать забыл.

Андрей Лукич Колякин. Сон в руку

Генерал был совсем как в реальной жизни — крас­нолицый, плешивый, с гневно выкаченными глазами.

— Шиш тебе, Колякин, а не ферма! Хрен тебе, а не племенные быки! Кукиш тебе с маслом, а не повы­шенная жирность! — грозно кричал он и с силой бил о стол мосластым кулаком. — Ты у меня, Колякин, в народное хозяйство пойдёшь. Будешь жить там на одну, блин, зарплату. Которую, так твою ростах, по полгода не платят... — И вдруг добавил, точно благо­родный индейский вождь из детского фильма: — Хау. Я всё сказал !

«Ох ты, Господи, Боже ты мой, ох ты Приснодева и святые угодники, ох, такую твою мать...» — Майор

Колякин вздрогнул, заворочался, разлепил глаза и вынырнул из кошмара.

Ридом тихонько посапывала жена, её сдобное те­ло дышало родным теплом, за приоткрытой дверью безмятежно спали две дошкольницы-дочки.

«Ох и жуткотища же, — пе}>екрестлся майор. — За что караешь, Господи? За какие грехи? И ведь каждую ночь... — С минугу он лежал неподвижно, прислушиваясь к пульсации сердца, затем сделал над собой усилие, приподнялся на локте, взглянул на часы. — Ох, нет мне покою, работаю, как сволочь', на износ. И всё, всё коту под хвост. Эх, жизнь...»

Зелёные, как тоска, цифры на часах показывали около семи. А это значит, нужно собираться, оде­ваться, тихо-тихо завтракать и двигать служить оте­честву. С приятной перспективой быть выгнанным на гной, в народное хозяйство. На одну зарплату.

Жена с вечера испекла его любимые булочки, но бедный Колякин не почувствовал вкуса. Кое-как выхлебал полкружки чаю и выбрался из квартиры. На улице вовсю светило солнце, ворковали голуби. Природа, иоглопгённая своими делами, не замечала его горя и не сочувствовала ему.

«Господи, что за грязь! Господи, что за вонь! — Отворачиваясь, майор миновал помойку. Всё, всё сегодня было против него, всё только ранило и рас­страивало. — Вот дерьмо! Ну и жизнь!»

Его «четвёрка» стояла за невывезенным пухто, возле трансформаторной будки, и это было ещё од­ной раной в сердце майора. Что толку с новенького «Мерседеса», если ездить на нём всё равно было нельзя? Ну, то есть можно, конечно, но не здесь, а где-нибудь по лесным дорогам, подальше от «доб­рых» глаз начальников и сослуживцев... А ещё луч­ше по поверхности Луны, по её обратной стороне. Или вообще по марсианским пескам...

— Ну что, чудовище, поехали...

Майор сел в «Жигули», успевшие за ночь доб­ротно пропитаться запахами помойки, не сразу, но завёл — и с рёвом покатил со двора.