Мария Семёнова - Ошибка 2012. Джокер

Вот тут Коля кии окончательно понял, что неверо­ятная история от начала до конца была правдой. Пра­вильно выговорить «Эриманфский вепрь» могут только специалисты по греческим мифам, а уж у Сучкова в лексиконе такому словосочетанию и взять­ся-то было неоткуда.

Майор оглянулся на лес, залитый утренним солн­цем. В сотне метров за полосой елей, прикрывавших ферму от зимних снежных заносов, начинались бо­лота. Там лежали с последней войны снаряды и ми­ны, там росли трюфели и географически невозмож­ный женьшень, там ползали в зреющей морошке то ли африканские, то ли индийские кобры. Там пра­порщик Сердюков на той неделе видел собственны­ми глазами, как падал с неба фашистский самолёт. Стопроцентно настоящий: жирные чёрные кресты, бешеный рёв моторов, тающий дымный след, торфя­ной фонтан взрыва... Всё реатьное, как в кино. Это вам не зелёные чёртики с перепою. И не зелёные человечки из космоса

— Что ж, - решился майор. — Будем выводить новую породу.

Жизнь в здешних краях давно научила его: если факт нельзя было отменить, его следовало использо­вать. Так было и с трюфелями, и со змеями Нигма- туллина. Колякин даже задумался, какое название дать новой породе — «эриманфская» или «пешёр- ская», а может, даже «колякинская»... Решение вы­кристаллизоваться не успело — в кармане у майора зазвонил телефон.

— Чёрт. — Колякин вытащил «Нокию». Неужели неприятность на зоне, словно ему маю было Кармен- ситы с её ухажёром? — Да да, привет.» Ну что тебе? А?.. Что? Где? Когда? Ну, бляха-муха, вот-это да!

Сигнал был от старлея Балалайкина, его замести­теля. Только что прошёл звонок от коллег из райот­дела; те, похоже, взяли беглого негра. Причём взяли даже не тёпленьким, а натурально горячим, с темпе­ратурой сорок один. Беглый рецидивист, совершенно никакой, обнаружился в пешёрской больнице. Гово­рят, подобрали где-то на грейдере.

«Боженька! Спасибо!..» — возликовал Колякин, но в эфир отозвался сурово:

— Слушай меня, Балалайкин, внимательно. Бери автозак, отделение бойцов и дуй живо в больницу. Я буду ждать тебя там. Да, личное дело этого негра смотри не забудь, надо будет сверить дактилоско­пию... Ты понял меня, старлей? Понял?.. Действуй. Давай.

Мигом позабыв о Сучкове и новой породе сви­ней, он метнулся к «четвёрке», запустил мотор и, не жалея подвески, в облаке пыли полетел обратно в Пещёрку. «Господи, только бы это был он. Ну сде­лай, Боженька... помоги...»

Некоторым чудом скрипучий тарантас одолел все горбы и ухабы, форсировал лужи и, ёкая железными селезёнками, благополучно финишировал у больни­цы. Колякин бросил машину у самых дверей и без промедления метнулся в регистратуру.

— Где тут у вас негр?..

Сражённый горячкой беглец лежал на втором этаже в коридоре, возле стены, под красочным пла­катом: «Нет твёрдому шанкру». У койки уже стояла милиция, присутствовал и доктор, не выспавшийся после ночной смены.

«Ого, сам подпол Звонов пожаловал, любит, сво­лочь, свиную бастурму...»

Майор приложил пальцы к козырьку:

— Здравия желаю!

— Ну что, Андрей Лукич, с тебя причитается,— пожал ему руку Звонов. — Ведь удружили мы тебе, а?

Колякин посмотрел на лежавшего, и тревога ста­ла медленно отпускать. Но всему выходило, что это должен был быть беглый Мгиви Бурум. Жёлтых и раскосых в Нещёрке нынче было полно, а вот не­гров — ни одного. Ну не заносило их сюда никаки­ми ветрами, кроме уголовно-процессуальных.

— За нами, Влас Кузьмич, не заржавеет. Как только, так сразу, — нейтрально отшутился майор, снова посмотрел на задержанного и сделался сосре­доточен и суров. Да, перед ним был, без сомнения, Мгиви Бурум, но что-то царапало. — Сейчас прибу­дут мои, будем сличать у него пальчики и морду лица..

— У Худюкова вон глаз как алмаз, — расплылся в улыбке Звонов и кивнул на лейтенанта в очках. — Сличит тебе за милую душу кого хочешь.

— Я ж и творю, Влас Кузьмич, за нами не за­ржавеет. — Майор извлёк из кармана баночку жева­тельных конфеток. — Вот, побалуйтесь, товарищ под­полковник, мятные. Свежее дыхание облегчает пони­мание... А негра-то как ваши взяли, случайно или по наводке? Или сам засветился?

— Мужик какой-то сознательный на «Газели» привёз, - встряхнул баночку Звонов. — Ты, Андрей Лукич, вон у доктора спроси, он как раз в ночь де­журил. А конфетки эти твои, извини, одно баловст­во. Только слюни до колена То ли раньше делали, «Коровка», «Мишки на севере», «Грильяж»... А по­мнишь, была такая конфета — «Гулливер»? С обой­му величиной? Вот это была конфета так конфета, съешь такую, и всё, пломбы на полку. Мечта-