* * *
На следующий день он слег от менингита, ставшего причиной смерти его младших братьев и сестер. Таким образом, следующего поколения тетушек и дядюшек не стало, и милая традиция, что вела свою историю со времен царствования Генриха II, прервалась.
В постели умирал от болезни изнуренный мальчик, который решил сделать то, на что не отваживался никто из рода Стронгбоу: внести в жизнь случайность и изгнать предопределение. Прежде всего он решил выжить, но это далось ему лишь ценой полной глухоты. Во-вторых, он решил стать крупнейшим в мире специалистом по растительному миру, ввиду того, что в столь юном возрасте люди его мало занимали.
До приступа менингита он был среднего роста. Однако кризис, связанный с приближением смерти, и воспоследовавший засим торг с собственной судьбой внесли свои изменения. К четырнадцати годам ему предстояло вытянуться до шести футов, а к шестнадцати он достиг своего полного роста: семь футов и семь дюймов.
Разумеется, его дядюшки и тетушки были крайне озадачены событиями двенадцатого года его жизни, но все еще пытались жить так, как жили Стронгбоу во все времена. Так, когда он еще лежал в постели, потихоньку выздоравливая, — а это пришлось как раз на канун Рождества, — они вновь собрались в большом банкетном зале на традиционный подушечный матч. Исполнившись страха и беспокойства, они отважно пытались вести себя как обычно, упорно отшлифовывая семейную традицию, так же как некогда первый из герцогов начищал свои доспехи.
Пока из зала убирали мебель, они разбирались на команды и игриво подталкивали друг друга, улыбаясь, кивая и вежливо похохатывая, шлепали разок-другой по мягкому месту, терпеливо образуя очереди, чтобы через минуту столь же терпеливо перестроиться, флегматично стояли рядком, обменивались замечаниями о дождливой погоде и беспомощно хихикали, придя к абсолютному согласию.
Оставалось лишь несколько минут до полуночи, открывавшей канун Рождества — первого из двенадцати дней веселой возни и обжиманий. Но когда игровое поле было расчищено, в тот самый миг, когда в центре торжественно возложили атласную подушечку и вот-вот должна была начаться потеха, в зале вдруг воцарилась жуткая тишина.
Все обернулись. В дверях стоял их изможденный племянник, уже ставший на пару дюймов выше, чем им помнилось. Прямо перед собой он держал наготове средневековую пику двенадцати футов длиной, тяжелую и зловещую.
Мальчик направился прямо на середину зала, пронзил атласную подушечку и швырнул ее в камин, где та, полыхнув, моментально сгорела. Вслед за этим, произнося слова то громогласно, то едва слышно, — потому что он еще не мог модулировать свой голос, не слыша его, — мальчик объявил, что все они изгоняются из его дома и владений навеки. Если хоть кто-либо из родственничков будет обнаружен на его земле после того, как часы пробьют полночь, прокричал он, их постигнет участь этой подушки. Раздался вопль, все ринулись к дверям, а будущий двадцать девятый герцог Дорсетский невозмутимо приказал вернуть мебель на место и взял судьбу в свои руки.
* * *
Первым деянием юного Стронгбоу стала инвентаризация всего найденного в усадьбе. Со свойственной ботаникам страстью к классификации он желал знать точно, что именно унаследовал, а потому ходил из комнаты в комнату с ручкой в одной руке и гроссбухом в другой, записывая все подряд.
Увиденное привело его в ужас. Поместье оказалось громадным мавзолеем, хранившим не менее пятисот тысяч отдельно взятых предметов, приобретенных его семейством за шестьсот пятьдесят лет полного бездействия.
Именно там и тогда он принял решение никогда не обременять свою жизнь материальными благами, и именно по этой причине, а не из тщеславия, когда, в возрасте двадцати одного года, пришло его время исчезнуть в пустыне, он взял с собой только лупу и переносные солнечные часы.
Но такая доведенная до крайности простота оставалась уделом будущего. Теперь же ему предстояло овладеть профессией. Он методично опечатал большую часть усадьбы и перебрался в центральный зал, в котором оборудовал большую ботаническую лабораторию. Там он и жил аскетом на протяжении шести лет, а в шестнадцать написал ректору Тринити-колледжа заявление, что готов прибыть в Кембридж для получения ученой степени в области ботаники.
К краткому посланию прилагался перечень его достижений.
Беглое владение древне- и среднеперсидским, знание иероглифов, клинописи и арамейского, классического и современного арабского, общие познания в греческом, еврейском, латыни и европейских языках, по мере надобности хинди и все необходимые для работы науки.
Читать дальше