Роберт Сальваторе - Восхождение самозваного принца

— Потому что это никак не связано с замыслами госпожи Дасслеронд относительно тебя, — ответил Джуравиль. — Я никому не сообщу о твоем сегодняшнем дерзком поступке. А теперь иди и ложись спать, и пусть никогда… слышишь?.. никогда госпожа Дасслеронд не узнает, что ты оказался свидетелем того, чего не должен был видеть!

Эйдриан смотрел на эльфа, полностью сбитый с толку внезапностью событий.

— Я сказал: убирайся! — прошипел Джуравиль.

До мальчика даже не сразу дошло, что ноги уже несут его по лесным тропкам, туда, где на окраине Кер'алфара, под покровом ветвей, находилось его пристанище.

Как только Эйдриан бросился бежать, с берега вниз спустилась госпожа Дасслеронд. Глядя мальчику вслед, она остановилась рядом с Джуравилем, перебирая маленькой изящной рукой свои густые золотистые локоны. На лице предводительницы эльфов ясно читались тревога и страх.

— Когда я вынудил его заглянуть в собственное сердце, он не стал отрицать очевидное, — сказал Джуравиль.

— Меня пугает уже то, что для оправдания своих неблаговидных поступков он готов это отрицать, — сокрушенно отозвалась Дасслеронд. — Боюсь, как бы темная сторона Эйдриана не взяла в нем верх.

Белли'мар Джуравиль не ответил. Впрочем, госпоже Дасслеронд и не требовался его ответ. Последние несколько недель обитатели Кер'алфара с удивлением и некоторой опаской следили за поведением упрямого, своенравного и сильного Эйдриана Виндона — сильного настолько, что это ее пугало.

Правда, эльф теперь мог выкинуть эти мысли из головы, ибо его и Бринн ожидала долгая и опасная дорога. Они оба исчезали из жизни Эйдриана Виндона.

Во всяком случае, так тогда казалось Белли'мару Джуравилю.

За минувшие десять лет черты его лица стали еще острее и резче. В эти годы его жизнь была полна как озарений, так и разочарований. Путь, который прежде казался ему единственным путем к Богу, вдруг сделал неожиданный поворот, раскрыв истину завета Эвелина. Завет этот, принесший миру исцеление от розовой чумы, несколько изменил сознание Фио Бурэя — самого могущественного магистра Санта-Мир-Абель, занимающего третье место в иерархии церкви Абеля после отца-настоятеля Агронгерра и настоятеля Олина из монастыря Сент-Бонд абрис в Энтеле. Когда-то Бурэй был решительно настроен против тех абеликанских братьев, кто отваживался выйти за стены своих превратившихся в крепости монастырей, чтобы попытаться помочь жертвам розовой чумы. Магистр даже издевался и осыпал упреками своего собрата Фрэнсиса, когда тот, будучи более не в силах слышать стоны умирающих, взял камень души, гематит, и вышел за крепкие стены Санта-Мир-Абель, чтобы хоть чем-то облегчить участь несчастных. Бурэй тогда открыто осмеивал благородные, но бесплодные усилия Фрэнсиса, который в конце концов сам пал жертвой розовой чумы.

Но средство исцеления было все-таки найдено. Им оказалось вкушение крови, истекавшей из высохшей руки брата Эвелина Десбриса, который погиб на горе Аида, сражаясь с демоном-драконом. Сегодня все шло к тому, чтобы причислить его к лику святых. Безумный монах, как его когда-то называли, всегда отличался человеколюбием и сострадательностью. Чрезмерной сострадательностью, как утверждали многие, включая и прежнего отца-настоятеля Далеберта Маркворта, которого Фио Бурэй считал своим наставником… Многое изменилось со времен правления Маркворта, и теперь каждый может открыто утверждать, что Эвелин в своих воззрениях был прав, а его приверженцы, боровшиеся за более человечное и великодушное отношение церкви к своей пастве, следовали Божьей воле, о чем красноречиво свидетельствовал дар Эвелина людям.

Новые воззрения не перечеркнули жизнь магистра Фио Бурэя, как случилось с самим Марквортом и его более фанатичными сторонниками, такими как магистр Де'Уннеро. Наоборот, со времени явления завета Эвелина положение Бурэя в ордене Абеля упрочилось. Отец-настоятель Агронгерр ныне находился в весьма преклонном возрасте, слабея не только телом, но и разумом. Магистрам из ближайшего окружения Агронгерра приходилось помогать ему буквально во всем, что касалось его обязанностей отца-настоятеля. А во главе этого окружения как раз и находился Фио Бурэй, который зачастую придавал речам и молитвам главы абеликанской церкви именно то направление, какое было выгодно самому Бурэю.

Несмотря на это, путь Бурэя к вершинам церковной власти не был ровным и гладким. Когда Хингас, временный настоятель Сент-Хонса, погиб на пути в Барбакан, куда он направлялся, чтобы вкусить крови завета Эвелина, Агронгерр предложил Бурэю возглавить монастырь в Урсале. Однако тот отказался; его помыслы были устремлены к более высокой цели, казавшейся ему достижимой, если он останется рядом с престарелым отцом-настоятелем. Именно этот пост был предметом всех его честолюбивых устремлений. За кончиной Агронгерра (неминуемой и скорой, как считал Бурэй) последуют выборы нового отца-настоятеля церкви Абеля. И эти выборы он считал своим единственным шансом.