Светлана Крушина - Путь Богини Мудрой

Она потянула на себя дверь и вдруг замешкалась на пороге. Обернулась через плечо и увидела, что он уже стоит у пюпитра, и огонек свечи озаряет страницы раскрытой книги.

Двухэтажный каменный дом мастера Риатта стоял на Тополиной улице, в торговом квартале Аркары. На первом этаже располагалась мастерская и небольшая лавка, на втором жил сам мастер с женой и дочерью. Узкий двухоконный фасад с обеих сторон был зажат такими же домами, где жили такие же ремесленники. Улица круто взбегала вверх, потом так же круто спускалась вниз, и зимой, когда булыжная мостовая покрывалась льдом и снегом, ребятишки с визгом и хохотом скатывались вниз на санках, поднимая тучи снежной пыли. Пять лет назад и Лионетта обожала эту забаву. У них с Лионелем были одни на двоих санки, и когда они неслись с горы, Лионетта, сидевшая сзади, замирала от восторга и страха, и крепче прижималась к другу, обнимая его за пояс. Дом мастера Германа стоял прямо напротив дома мастера Риатта, как зеркальное отражение. Из окон на вторых этажах выглядывали госпожа Ромили — мать Лионеля, — и госпожа Аманда — мать Лионетты, — и в голос кричали своим чадам, чтобы те шли домой, сушиться и греться. Дети, конечно, делали вид, что не слышат. Да и как услышать, когда ветер свистит в ушах, перемешиваясь с радостным смехом друга?.. Потом в Аркару пришла оспа, не стало мастера Германа и госпожи Ромили, дом их заколотили, а Лионель окончательно перебрался жить в храм и больше не катался на санках с горы.

Лионетта постояла немного, глядя на играющих ребятишек. На душе было тоскливо. Как ей хотелось, чтобы Лионель вернулся в дом своих родителей, оставил храм, оставил свою Богиню! Но если он примет посвящение, этого не случится уже никогда. Богиня не отпустит его, а дом перейдет во владение храма — в качестве взноса нового служителя Гесинды.

Снег, пока Лионетта шла от храма, прекратился. Облачный покров истончился, меж обрывков туч робко проглядывало солнце. Миллионы крошечных огней, ярче сияния бриллиантов, загорелись на белоснежных пушистых сугробах. Лионетта сощурилась и закрыла глаза варежкой — блеск слепил нестерпимо.

— Стрекоза!

Кто-то высокий и широкоплечий приблизился и встал перед ней, закрыв собою солнце. Лионетта убрала руку и подняла голову, по-прежнему щуря глаза. Перед ней стоял рослый юноша в распахнутом стеганом дублете и с непокрытой головой, его русые волосы были зачесаны со лба назад и собраны в конский хвост. Руки он держал за спиной и смотрел на Лионетту нерешительно, почти робко. Эта нерешительность настолько не вязалась с его высоким ростом и крепким сложением, что Лионетта не удержалась и бросила насмешливо:

— Не смей называть меня Стрекозой! Не для тебя это имя.

Юноша вспыхнул, покраснел и переступил с ноги на ногу.

— За что ты сердишься? Чем я тебя обидел?

— Ничем. И я не сержусь.

Лионетта бросила последний взгляд на играющих детей и тихонько вздохнула. Словно дерево, обошла юношу и направилась к дому. Юноша нерешительно двинулся следом.

— Ну, чего тебе? — нетерпеливо спросила Лионетта, обернувшись через плечо.

— Вот… возьми. Это тебе.

Он протягивал ей руку, в которой оказался зажатым маленький букет фиалок. Лионетта остановилась и даже ахнула от изумления — фиалки, зимой! Где только взял? Она непроизвольно потянулась к цветам, но спохватилась и отдернула руку. Взглянула исподлобья, сердито.

— С чего это тебе вздумалось, Ивон?

— Пойдем завтра на каток… — он коротко вскинул на нее просящие глаза и снова опустил их.

— Нет, я не могу. Я занята.

— Чем же? — Ивон опять вспыхнул, но иначе — на скулах его загорелись красные пятна, но лицо оставалось бледным. Говорил он тихо, напряженно. В ладони стискивал что было сил букетик фиалок.

— Не твое дело.

— Снова пойдешь в храм? К этому длиннорясому, магу-недоучке? Что тебе в нем? Ему ничего не нужно, кроме дурацких магических формул и пыльных книг! И ты ему не нужна! Зачем ты к нему ходишь, Стрекоза?

— Дурак! Что ты понимаешь! — закусив губу, Лионетта ударила его по руке. От неожиданности он разжал пальцы, и фиалки упали в пушистый снег.

— Ну вот, — потерянно сказал Ивон. — Посмотри, что ты наделала.

— Дурак! — повторила Лионетта громче и отчаянней и отступила на шаг. — Не нужны мне твои цветы! Не приноси мне их больше. И сам не подходи. Понятно?

— Значит, не пойдешь на каток? — тихо спросил он, не поднимая глаз от сиротливо лежащих в снегу никому не нужных цветов.