Светлана Крушина - Голос дороги

— Ага, ты не бесишься, — заметил Роджер. — Это хорошо. Я боялся, что ты начнешь разглагольствовать на тему девичьей чистоты и необходимости блюсти ее для любезного супруга. Тогда бы я не сдержался и ударил тебя, клянусь Рондрой, за твое лицемерие.

— Я уже сказал тебе, и повторяю еще раз: это ваше с Гатой дело, — сказал Грэм, удивляясь тому, как спокойно звучит его голос. — Моя сестра имеет право проводить ночи, — да и дни тоже, — с кем ей угодно. То же самое относится и к тебе. К тому же, скажу честно, я ждал чего-то подобного.

— Да? Почему?

— Потому что Гата несколько дней назад говорила о тебе. Говорила, что ты ей нравишься.

— Я это заметил, — Роджер снова ухмыльнулся, но невесело. — Лучше бы… а, да Безымянный с ней. Мне не хотелось бы, Соло, чтобы ты держал на меня зло, и потому я уверяю, что не сделал ничего против воли твоей сестры. Я не оскорблял ее и не применял силу, даже не провоцировал ее. Я бы поклялся тебе, если бы у меня было что-то ценное, чем я мог поклясться.

Грэм молча переваривал последнее заявление. Роджер прямо сказал, что хочет сохранить с ним хорошие отношения, и это показалось ему настолько диким, что он просто не знал, что и сказать. Вот ведь странный человек… никогда не знаешь, чего от него ждать.

— Обойдемся без клятв, — выдавил, наконец, Грэм.

— Хорошо, обойдемся. Да и не поверил бы ты, небось, моей клятве. Спорю, ты уверен, что клятвы не имеют для меня никакого значения, что я с легкостью их нарушаю? Впрочем, неважно. Скажи: ты не в обиде на меня?

— Роджер, ты — сумасшедший! — вырвалось у Грэма. Хоть убей, он не мог сейчас воспринимать приятеля всерьез.

— Кто бы сомневался!.. Так ты ответь!

— Иди к Борону, Роджер! Что на тебя нашло?

— Что ж, приму это как ответ, — усмехнулся Роджер, снова став насмешливым. — И как братское благословение. Теперь можно не опасаться, что в один прекрасный момент ты решишь, будто твои братские чувства оскорблены… Что ж, не буду больше задерживать.

Он отвесил Грэму небрежный поклон, развернулся и легко пошел по коридору. Ошарашенный Грэм постепенно приходил в себя. Что же это такое творится? Роджер приносил извинения и чуть ли не исспрашивал его благословения на продолжение отношений с Гатой? Это просто Безымянный знает что, в сердцах подумал Грэм, прошел наконец в кабинет и уселся за стол. Впрочем, сегодня сосредоточиться на делах уже не получилось бы. Разговор с Роджером выбил его из колеи.

Но, по крайней мере, похоже было, что скучной и размеренной жизни в усадьбе пришел конец.

7

Однако же почти ничего не изменилось: Роджер продолжал заниматься с княжной фехтованием, но предпочитал сражаться с Грэмом, и по-прежнему предпочитал общество Илис всем прочим. Гате он уделял ровно столько же внимания, сколько всегда, а та вовсе не искала его общества и не набивалась ему в компанию, и по-прежнему ходила в синяках и порезах после его уроков. Никаких нежных взглядов и прочего между ними замечено не было, что и неудивительно: оба являлись в высшей степени практичными людьми.

Зато ночная жизнь, как полагал Грэм, стала гораздо разнообразнее. Сам он в ней участия не принимал, поскольку большую часть ночи проводил, бодрствуя в одиночестве, но подозревал, что пропускает многое. Роджер, во всяком случае, времени не терял, и Грэм только удивлялся, когда он спит, да и спит ли вообще? Часть времени он проводил с Илис, сидя у нее в комнате или болтаясь вместе с ней по окрестным полям, дальше разговоров дело у них не шло. После большинства из этих разговоров Роджер или становился раздраженно-злым, и трогать его тогда было небезопасно, или погружался в пучины мрачной меланхолии, и тогда смотреть на него было страшновато. Грэм думал, что истрийская девчонка скоро совсем его изведет, и продолжал искать случая поговорить с ней наедине.

Если же Роджер был не с Илис, то найти его можно было в обществе Гаты. Насчет того, как они проводили время, никаких сомнений не возникало, но волновался Грэм уже гораздо меньше. Пожалуй, окончательно успокоили его донельзя счастливые глаза сестры и ее почти детская оживленность. Правда, чем веселее была княжна, тем глубже становилась меланхолия Роджера.

Что касается самого Грэма, то он с некоторым удивлением обнаружил, что никто из его спутников особо в нем не нуждается, и с некоторых пор он большую часть времени проводит один. Это его неожиданно задело. Он не считал себя общительным человеком и предпочитал быть в одиночестве, но теперь ему этого почему-то не хотелось. Может быть, он просто привык, что рядом всегда Илис и Роджер, хотя раньше часто сетовал, что они донимают его. Но теперь от него не требовалось принимать никаких решений, и обращаться к нему стали редко. Трое его друзей были настолько заняты друг другом, что про Грэма почти не вспоминали.