Ольга Шумилова - Игра в зеркала

— КИМ! — рявкнула Верона, — Единственная ты потому, что перевелась в это захолустье. Ну за каким бесом тебя сюда потянуло? Работала же в Центре… Вот что, подруга! Либо ты сейчас же перестаешь себя вести, как нашкодившая школьница, либо я, как координатор отдела, иду к администрации нашей не к ночи помянутой Академии и требую для тебя повышения. И перевода обратно. Уж не знаю, что ты там натворила, но такого наказания, как работа у беса на рогах, ты не заслужила.

— О боги, — я страдальчески вздохнула и отвернулась от подруги, набирая код разблокирования на корпусе портативки, впрочем, безуспешно — замок опять заело. Посему притвориться ужасно занятой, к великому сожалению не получалось. Я развернулась и внимательно посмотрела Вероне в глаза. Бесполезно. Все тот же блеск неистребимого энтузиазма, что и обычно. Вот уже четыре месяца она пытается пробудить мое честолюбие, зачастую — насильно, врываясь в кабинеты сдувающего с нее пылинки начальства и тряся у него под носом списком моих воображаемых заслуг, и, что самое скверное — не уведомив предварительно об этом меня. Все эти четыре месяца я пытаюсь убедить Верону, что мое честолюбие, даже если оно и существует, спит мертвым сном, и просыпаться не собирается. По крайней мере, не в этой жизни.

— Боги здесь совершенно ни при чем. Ты что, на самом деле не хочешь повышения?

— Я тебе уже в сотый раз говорю, что нет. Слушай, если ты в самом деле не хочешь, чтобы мы поссорились…

— Шалли! Вы сюда работать пришли или обсуждать перспективы своего карьерного роста с работниками параллельных отделов? — рявкнули за спиной. Верона подскочила на стуле и резко обернулась. Мне не понадобилось и этого: завлабораторией я могла узнать даже по шагам, а не то что по голосу. Впервые я была благодарна этой на редкость противной личности — мне в руки падал достойный повод прекратить разговор на крайне скользкую тему.

— Нет, магистр. Извините. Больше не повторится, — я встала, незаметно пихнула коллегу ногой и шепнула: — Вер, иди. Иначе у меня будут неприятности.

— Это мы еще посмотрим, у кого будут неприятности, — буркнула она себе под нос и удалилась с поистине королевским видом. Впрочем, она может себе это позволить. Я же под тяжелым взглядом завлабораторией уселась за свой стол и сложила пальцы домиком. Без сомнения, только что стартовал очередной этап великого марафона по кабинетам администрации сего достойного научного заведения, и я искренне жалела несчастных чиновников, которые сегодня попадутся под горячую руку великой Вероны Анелли.

— Шалли, я надеюсь, бессмысленная болтология на сегодня закончена?

— Да, магистр, — раздраженно бросила я. Если бы это зависело от меня, она бы не возобновлялась больше никогда. Ссорится с Вероной не хотелось, но мне на самом деле не нужно повышение.

Я бросила быстрый взгляд исподлобья на нависшего надо мной магистра и вернулась к заклинившему замку портативки. Попытки с третьей крышка распахнулась, я же дала себе слово сменить оргтехнику.

Завлабораторией наконец ушел, убедившись, что работник решила все-таки заняться делом. Таким образом, ничего вроде бы не мешало мыслительному процессу, но…

Пальцы вяло водили световым пером по наборной панели, взгляд настойчиво устремлялся в одну точку, не имеющую ничего общего с трехмерными моделями измененных участков полипептидных цепочек, медленно вращающихся над встроенным мини-голографом. Мысли и вовсе застыли, как сахар в сиропе, далекие как никогда от проблем генных мутаций вообще и естественных врожденных мутаций в частности.

Самое время поработать руками, раз голова отказывается, благо тонкой работы, требующей сложнейших приспособлений и колоссального внимания, но ни на гран — работы мысли, в лаборатории всегда было предостаточно. Хотя… Я уныло оглядела злосчастную пробирку, побывавшую на полу, и отказалась от этой мысли. Руки меня сегодня не слушались, хотя объективных причин на то не было.

Ладно, были. Я волновалась.

С чего бы? Губы сами собой растянулись в ироничной кривой ухмылке. Действительно, с чего бы… Ладно, работать, работать и работать. Или хотя бы создавать видимость.

Я вернулась к проекту N7, загрузив портативку грудой вычислений, над которыми бедная машина и трудилась весь следующий час. Еще почти четверть смены, остававшейся до конца рабочего дня, пришлось изгаляться, изображая хоть какую-то деятельность, потому как настроение установилось совершенно нерабочее. Вот она — чувствительная натура научного работника.