Ольга Шумилова - Игра в зеркала

— Не… — губы дрогнули в грустной улыбке. — Не очень хорошо.

— А вы спросите у дяди, — с присущей ее возрасту непосредственностью заявляет Кетта. — Или у мамы. Нет, лучше у дяди. Он помнит. Точно помнит.

— Дяди?… Спрошу.

Перья стекли и распушились, щекоча пальцы воздушными волосками. Вот так вот…

— Так вы, наверное, одна не дойдете! Хотите, провожу? — она поднимается с ковра и решительно отряхивает платьице. — Дедушка, правда, сказал, что чужим нельзя, но вы ведь не чужая? — и убежденно добавляет: — Вам надо, я вижу. Мама заодно сказку расскажет!

— Ну…

— Пошли! — меня хватают за руку и тащат… куда-то вперед. — Как раз успеем, пока этот… брата ищет. Мальчишки такие противные, правда?

— Правда, — губы вновь вздрагивают в улыбке. Маленькая моя… Все-то ты видишь.

Даже призраков.

Путаница темных коридоров — удивительно, как такая кроха запомнила в них проход. Наверное, часто бегает. Санх, что ж ты так с внучкой…

Наконец — площадка между двумя лестницами, уходящими в темноту. И — тяжелый масляный фонарь, освещающий…

Два портрета.

— Мама, привет! Смотри, кого я привела, — важно кивает на меня Кетта.

Глаза с исполненного в старинной манере холста светятся добротой и лаской. Бледное лицо с тонкими чертами, сложенные на коленях хрупкие кисти, фигурка, облаченная в церемониальный наряд. Марлен. Ты все-таки не смогла оставить дочь.

И второй… Глаза, голубые до прозрачности, длинные каштановые волосы в рыжеватых подпалинах, лицо вполне симметричное, совсем…человеческое. Улыбается, а в глазах улыбки нет. Эрик.

Зажатые в пальцах перья мягко светящимся облаком оседают у ног.

Вот как…

— Вы идите… Идите! А мама мне пока сказку расскажет, — кивает Кетта на портрет и усаживается на пол, скрестив ноги. Терпеливо ожидая сказки. И, без сомнения, она ее услышит. А я…

— Ну идите же! — подталкивает детский голосок. — Ох уж мне эти взрослые…

Послушно тянусь к портрету, провожу пальцем по старой раме, собирая позолоту. И вздрагиваю всем телом от того, что внезапно понимаю — это… дверь.

…Я стою перед закрытой дверью и не решаюсь коснуться ее. Не решаюсь даже поднять руку, не решаюсь вдохнуть. В легких заканчивается воздух, старый камень стен плывет перед глазами, но вдох могут услышать…они. Призраки.

Слава Бездне и Небесам, все случилось так, как случилось, богиня судьбы раздала подарки и пощечины. Ничего уже не изменить, у призраков не вымолить прощенья. Хоть бы простили живые… Мы много лет играли в зеркала, обманывая друг друга и весь мир заодно. Кое-что нашли, потеряли больше, но главного сделать так и не сумели: за десятками отражений не нашли того, кто прятался. Себя. И потому — победителей нет.

И потому рука моя тянется к двери… Двери, которая вот уже сама открывается навстречу, будто предвидя касание пальцев. Будто…

Над головой похоронным звоном бьют часы, замыкая круг.

Вздрагивает сердце, ледяным холодом сковывает пальцы. Я не хочу говорить с туманной иллюзией, призраком, виденьем мира. Иначе от боли я вновь перестану дышать. На этот раз — навсегда…

Почти отворачиваюсь, почти ухожу, когда дверь открывается… тихо, как иллюзия мира. Чернильный мрак и темнота, обрезанный прямоугольником позолоченной рамы. И далеко-далеко пляшет золотой огонек одинокой свечи.

На пороге застывает тень, не попадая в круг света.

— Кетта… Я же просил… Иди домой.

Тихий голос, неотличимый от шелеста ветра. Или ветер, гуляющий по пустым коридорам?

Призраки.

— Но я ведь не одна, — заговорщицки шепчет Избранная, прикладывая пальчик к губам.

Я смотрю на свою руку, едва не коснувшуюся…

— Неужели?

…Призрака? Неужели ты не любишь внучку, о мудрейший Санх?

Шаг. Другой. Рука тянется в черноту проема, почему-то не замеченная, не отброшенная, тонет в темноте.

А призрак делает шаг, вдруг упираясь в мою руку. Отшатывается, почти мое отражение: меня, с прижатой к груди рукой, которая вместо призрачного холода вдруг встретила тепло живого тела…

— Правда, хороший сюрприз? — проказливо улыбается четырехлетняя девчушка и дергает себя за хвостик. — Ничего, что я только сейчас показала?

На меня, не отрываясь, смотрят из прошлого ясные, льдисто-прозрачные глаза.

Этого не будет… Никогда?

— Что ты здесь делаешь?! — чужой крик кнутом проходится по моей спине.

И от боли я вновь перестану дышать?…

— Как… — тихое, беспомощное слово.

Миражи и туманы. Вновь.

— Я же просил! Кетта! — напряженным звоном отражается от стен.