Выбор Дэнны

Лэйтис… Имя ее — как вздох страсти, как мольба вожделения.

—Лэйтис… О боже… Лэй… — так он стонет летними ночами в ее постели, орошая простыни потом и семенем.

Она словно пьет его душу поцелуями. Он и не представлял, что на свете существует такое наслаждение, когда предавался эротическим мечтам и мастурбации под одеялом. И уж конечно, сам он никогда не осмеливался трогать себя там, внутри … куда теперь так охотно вторгаются ее сильные пальцы, а иногда — горячий язык. Она готова ласкать его всюду, обцеловывать, лезть языком в каждую впадинку его тела — пупок, ушко, ключица, подмышка, пах, коленка, свод стопы… Ему остается только изгибаться покорно под ее ласками. Кусать губы, стонать, вскрикивать, шептать что–то неразборчивое. Ощущения такие сильные, что иногда на глаза набегают слезы. А иногда… ооо, этот белый огонь под закрытыми веками… звон крови во всем теле… судороги удовольствия, сдавливающие горло, не дающие кричать… стыдные, жадные движения бедер навстречу… когда она трахает его двумя, тремя пальцами, сильно, жестко, берет его, как мужчина, глубоко входя в его плоть… и он извивается, сжимая ее коленями, насаживается на ее пальцы, стискивая ладонью свой ноющий член — и кончает, взрывается семенем, а потом она слизывает белые капли с его твердого живота. А еще бывает, что она дразнит, обводит кончиками пальцев самый вход в его тело, щекочет, медленно–медленно всовывает в него два пальца, гладит изнутри и берет его член влажным ртом… и Дэнна изнемогает от сладкой пытки, от горячих волн, растекающихся по телу.

—Есть кто живой? — слышит он ее голос. Отдышавшись, он шепчет:

—Ты богиня, — и тянется к ней, не открывая глаз.

Она целует его льстивые губы и тихонько фыркает:

—Ага, точно. Хазарат.

Она никогда не отвечает комплиментом на комплимент — только улыбается, будто знает и так… наверное, ей все это говорят… но он не хочет думать обо всех, с кем она была раньше… неужели им было так же хорошо с ней?

А ей с ними?

Прежние ее любовники наверняка умели в сто раз больше, чем мальчишка–простолюдин из провинциального городка.

Разве ей с ним — хорошо? Он ведь почти не прикасается к ней… так хочет она.

Дэнна каждый раз дает себе зарок настоять на своем, но она не дает ему такого шанса — измучивает своими ласками, пока он не засыпает, обессиленный.

—Почему? Я тоже хочу доставить вам… тебе удовольствие.

—О, поверь, я его получаю достаточно.

—Но ты никогда не позволяешь… ласкать тебя…

—Нет ничего приятнее, душа моя, чем держать в руках мальчика, стонущего в оргазме.

Он краснеет и умолкает. Она смеется и треплет его по щеке.

—Ты мой оруженосец, так что должен делать, что я скажу. Налей еще вина.

И Дэнна смиряется — до очередной попытки.

Все же, когда она уставшая или сонная, она пускает его руку к себе между ног, туда, где жарко и влажно, и нежно, и трепетно — сжимается, напрягается, истекает соком, пахнущим пряно и пьяняще. Иногда кладет свою руку сверху и направляет его движения. Он целует ее лобок, твердую косточку под кожей, но когда пробует спуститься ниже, то слышит непреклонное «нет», царапающее, будто булавкой, его сердце.

Говорят же, что женщина вытравливает волосы на лобке, когда сходится с другой женщиной, чтобы язык любовницы легко находил заветный бугорок. И он, когда впервые увидел ее гладкую кожу, вспомнил об этом — и о рыжей невесте наместника. Это раньше у него были подозрения насчет нее и капитана Лизандер. Теперь их не осталось, какие уж тут подозрения, когда они запираются в спальне, и он с черной завистью прислушивается к стонам Лэйтис. Ах, если бы ему сорвать с ее губ такой стон! И, как острое жало, язвит его мысль: ей она все позволяет… ей она не говорит «нет»… и это после нее она не хочет испытать его язык… не хочет стирать память о ее прикосновениях… а может быть, просто не верит в его искусство.

—Если ты проговоришься о том, кто ко мне ходит, я прикажу выпороть тебя на плацу, — говорит она однажды. Голос ее безмятежен, будто речь идет о погоде.

Он верит. Она нежна с ним, но временами может быть и жестока.

Хазарат, убивающая любовью.

Она привыкла слушать только себя и не замечает, как ее слова могут ранить.

Да и кто он такой, чтобы она заботилась о его чувствах! Игрушка для развлечения, и только.

Почему же ему так больно, когда она говорит:

—Смотри не влюбись в меня, Дэнна. Нам это ни к чему.

И растерявшись от этого неожиданного удара, он позволяет вырваться тем словам, которых поклялся не произносить: