Татьяна Апраксина - Послание к коринфянам

Из здания через улицу. Каковое в теории принадлежит старинному лионскому семейству с родовой историей если не до времен Гундахара, то до Филиппа I уж точно. Воззвали к гражданскому долгу, наверное. Или самодеятельность. Гении шпионского дела. Снять и расшифровывать вибрацию со стекол... и выведать Самый Главный Секрет. Военную тайну.

Тайна в том, что у нас нет ни одной настоящей военной тайны. Все, что будет сказано после обеда, лежит на поверхности - черпай да пускай в дело. Только никто не хочет, все опасаются последствий. Мало поймать медведя за ухо, нужно потом с ним что-то сделать.

А одна маленькая хулиганская идея обсуждалась несколько часов назад и уже почти что готова к воплощению. Понадобится только помощник и чуть-чуть везения.

Помощник есть, идея достаточно безумна, чтобы взорвать любые намеченные планы проведения заседания, а господин Сфорца ухмыляется и показывает отставленный большой палец. Нет, это не ко мне, это к вашему боевому "ползучему-кусачему" трофею - но все-таки приятно. Более чем приятно. Такие вещи, как восхищение и признание, не умаляются, если их делишь с кем-то еще.

Мистер Флюэллен наблюдает краем глаза. Интересно, что он сейчас видит - и как это перетолкует. Но когда все инструменты начинают звучать в унисон, в едином ритме моего метронома, можно забыть о годах недосыпа и килограммах стимуляторов, об университетских характеристиках и вердиктах господина де Сандовала.

Кажется, все собраны, упакованы и проснулись в достаточной степени, чтобы выйти в дверь, а не сквозь нее. Остались сущие мелочи - выиграть войну.

По фойе прямо на Алваро плывет айсберг. Неправильный, насколько вообще может быть неправильным айсберг - ему следует носить шелк, бархат и парчу, алое, изумрудное и золотое, а не черный, предельно консервативный, по моде двадцатилетней давности, костюм. И еще должна быть на поясе шпага, или хотя бы кинжал с рубином в рукояти. Прическа тоже не та - короткая, в скобку, а нужно бы волосы до плеч, и берет с драгоценным камнем на аграфе, как во времена треченто. Правилен, соответствует человеку только легкий ореол аромата. "Мавританский бальзам" - смолы и травы, и не будем вспоминать, сколько за флорентийскую унцию стоит этот одеколон в парфюмерной лавочке в центре Флориды... И ведь не то, что вспоминать - знать бы не знал, что в мире такие духи и такие цены бывают, если бы к покушению на Франческо себе внушающий доверие запах не подыскивал. Теперь знает - а что толку?

Алваро, которого с утра без спроса облили чем-то цветочно-древесным, невероятно стойким, вдохновенно завидует айсбергам.

Белые, словно инеем присыпанные брови и ресницы, даже прозрачная кожа альбиноса лишена розовой пульсирующей жизненности, выморожена. Но он вовсе не альбинос - глаза карие, очень яркие, как у флорестийцев, наверное. В Европе таких Алваро еще не видел.

- Cognato mio... Ах, простите. Синьор Васкес? Благодарю. - Да Монтефельтро протягивает руку, и кажется - что перстень для поцелуя. Алваро неуверенно пожимает предоставленную ладонь. - Хм. А мне не говорили, что у вас есть некоторый вкус, - одобрительно кивает айсберг, оглядывая Алваро, и проплывает дальше, видимо, искать "Левиафан".

И это муж Паулы?! С ума сойти можно. Это про него Франческо сказал, что по сравнению с да Монтефельтро сам он очень, очень скучный и предсказуемый человек. И этот обознался, надо же. Да Монтефельтро далеко не первый. Васкеса уже раз десять принимали за работодателя. Всего-то - пытаешься представить, что ты синьор Франческо Сфорца, владелец корпорации имени себя, совершенно не думаешь о том, как на тебе сидит костюм, куда девать руки и как держаться в высших кругах, плывешь себе над полом фойе Зала заседаний, не чувствуя тела, легко и призрачно, не различая лиц.

Только наблюдать за происходящим из этого парения в облаках совершенно неудобно. Пролетает мимо сознания. А то ведь здесь есть на что посмотреть - и панорамное окно от пола до потолка, Альбы не видно, зато весь Лион как на ладони. Мировая элита - чиновники и предприниматели, - дефилирует по этой стеклянной емкости в разных направлениях. Полный аквариум черно-белых скалярий. Вокруг кормушки - фуршетного стола - эти скалярии демонстрируют нрав, и премерзостный, разумеется, но Алваро блюдет свое преступное реноме и в рыбьих играх не участвует.

Юноша оглядывается на спутника. Вид у Максима... будто радугу грыз, а она поперек горла встала. И не в скаляриях тут дело.