Ник Перумов - Алиедора

«Ой, не обманывай себя. — Алиедора до боли прикусила губу, ощутила вкус крови. — Не обманывай себя — если заподозрят в «ведьмовстве», сожгут сразу и ничего даже не спросят. Да ещё и станут пытать, вызнавая имена тех, кого ты «совратила» и кому «Гниль в утробу подсадила».

Нет, нет, нет! Никому о Гнили она и слова не скажет. Только про Байгли и его плётку. Папе и этого будет достаточно.

Теперь доньята не мешкала и нигде не задерживалась. Ночевала в лесах — глухие чащобы казались безопаснее людских поселений, — пока наконец не выехала на широкую дорогу, ведущую на запад через Сашэ и Бринтон к самым Реарским горам и за них, в Державу Навсинай, а на северо-восток прямо к замку Венти, стоящему на берегах неглубокого, но чистого и изобильного рыбой Роака.

К родному дому…

Дигвил Деррано зло хлестнул плёткой по голенищу. Деревенщина меодорская! Его, будущего сенора Деррано, деверя их собственной дочери, не принять немедленно! Конечно, усадили в почётном покое, подали вина, но тем не менее, тем не менее! Конечно, Венти род известный и влиятельный, эвон, и к бра-дону генеральному стряпчему дорожку имеют, а всё равно — деревня деревней. Это ещё надо разобраться, откуда их дворянство пошло…

А, ну вот, наконец-то. Ишь, лакей-то у нас ливрейный, с гербом на пузе, гербом на спине, на рукавах и фалдах… только на заднице нет, а то хорошо бы смотрелось.

— Дигвил! — Отец Алиедоры, благородный сенор Венти, поднялся с резного кресла, шагнул навстречу, распахивая медвежьи объятия.

Был сенор невысок, кряжист, широкоплеч и по молодости, говорят, в одиночку ходил на горных диких великанов. В кабинете стоял накрытый стол, угощения — ревниво взглянул дотошный Дигвил — соответствовали. Нет, всё-таки не совсем деревенщина.

— Премного рады видеть тебя в скромном нашем обиталище, — благодушно рокотал сенор, хлопая молодого Деррано по плечу так, что тот аж присел, хотя не был обижен ни силой, ни статью. — Удивлены, признаться, удивлены, но и обрадованы безмерно! Верно, привёз ты нам вести? Благодарим, благодарим сенора Деррано, что прислал старшего сына, уважил нас, большую честь оказал.

— Грм… — Так, значит, беглянка тут пока не появлялась. Всё как Дигвил и рассчитывал. — Благородный сенор Венти… я прибыл с горестными вестями. — Надо брать быка за рога.

— С горестными? — насупился хозяин. — Что случилось? Все ли здоровы в замке Деррано? Не стряслось ли чего… с дочерью нашей?

— Стряслось, благородный сенор.

— Ох… — Надо же, аж пошатнулся! Отец семерых девчонок! Уж казалось бы, ну что тебе эта Алиедора? С двенадцати лет в воспитанницах, отрезанный ломоть! — Дщерь наша… она жива?

— Жива и здорова, сенор Венти. Насколько я знаю. Последний раз, когда я её видел, была более чем жива.

— Сядь. — Брови старого хозяина замка Венти изломились с мукой. — Рассказывай по порядку, Дигвил, дорогой.

— Значит, благородный сенор, дело было так…

Едва унялось бешено бьющееся сердце. С самого утра оно так и прыгало в груди — когда пошли с детства знакомые места. Здесь она училась ездить на гайто. Здесь купалась с подружками. Здесь ходили по ягоды с нянюшкой. На этот пожжённый грозою остролист лазали с сёстрами, сидеть в удобной развилке, глазеть на большую дорогу, где всегда столько всего интересного!

А вот и башни самого замка, кольцо старых стен, обрывистый берег Роака возле самых бастионов — там, знала Алиедора, пролегли подземные ходы и тайные колодцы, так что случись осада, защитники Венти не будут мучиться от жажды.

«Сколько ж я не была тут? Четыре года, да, верно, четыре больших круга. Дом, дом, милый дом, как же я, оказывается, по тебе скучала!»

Усталый гайто встал у ворот, опустив голову. Выбился из сил, бедняга. Ничего, теперь у тебя будет лучшее стойло и самая лучшая кормёжка и вообще всё, что только есть лучшего в конюшнях моего отца.

Тяжёлые створки, как и полагалось, были заперты. Где-то там, внутри, пониже засова — старательно накорябанная ею, благородной доньятой, надпись, повествующая всем встречным и поперечным о том, что Зизика, старшая сестра, есть змея подколодная, ябеда и подлиза.

Алиедора чуть улыбнулась воспоминаниям. Нагнулась к окошечку, требовательно постучала.

— По какой надобности? — хрипловато осведомился голос привратника, и сердце беглянки заколотилось ещё быстрее. Нет, дома всё осталось по-прежнему, и старый Пенерт на своём месте, в воротной будке.

— Это я, я, Алиедора! — Ой, кажется, она сейчас разревётся…