Лев Вершинин: У подножия вечности

…А ЖИВЕТ РАДИ НИХ!..

нужно дать им ответ, нужно дать им суть, которая будет для них стержнем, смыслом, целью, отрадой… нужно…

…НУЖНО…

дать им СОН, который станет ОТВЕТОМ, пусть они займутся, отвлекутся, сосредоточатся на ЕГО сне… ведь если будет так, то они останутся частью ЕГО, а сон, подаренный ИМ, уравновесит противостояние несовместимого, соединит сути …а потом, конечно, безусловно, натурально, естественно, разумеется, снова будут сомнения, снова столкнутся сущности …отрицание подточит веру, а вера пожелает растоптать отрицание… но это будет после, позже, спустя …будет время сосредоточиться, подготовиться, придумать …а сейчас следует спешить с ответом, пока Я не проснулсЯ, пока ОН не исчез, ненужный, брошенный, изгнанный, позабытый, покинутый, нужно дать им ответ… нужно поскорее приснить для них, только для них, исключительно, безраздельно, эксклюзивно для них, ни для кого больше, ни для единого, кроме них… нужно приснить и отдать им – пусть подавятся, удавятся, утопятся – сон, который станет ответом на все их вопросы, надолго, надолго… надолго?.. и ОН ответил СНУ, который не был больше сном… и – с облегчением, с умилением, с удовлетворением, с радостью, с восторгом – ощутил, что удалось, получилось, выгорело, процесс пошел…

и Я, в несуществовании которого ОН сомневался, перестал шевелитьсЯ во сне, успокоилсЯ и продолжил крепко и сладко спать, снЯ бесчисленные сны…

А двое, сумевшие взойти к вершине подножьЯ, стояли лицом к лицу и не глядели друг другу в глаза…

Пока не осознал один из них – вдруг и нежданно: вот перед ним Человек, подобный ему во всем. Меч Справедливости в его руке, но никак не обнажить его, ибо что значит справедливость, не знающая сомнений?

Пока не понял другой – сразу и безусловно: вот перед ним Человек, ничем не отличный от него. Свиток Истины в его руках, но никак его не развернуть, ибо что есть истина, отвергшая простоту?

…и… понимание… этого… было… ответом…

…на… вопросы… которые… не… успели…

…высказать… сумевшие… взойти…

И тогда, поняв и осознав, возложили они у подножья Свиток и Меч, и встал Человек плечом к плечу с Человеком, ожидая свершения неизбежного.

Вспыхнуло невидимое, неощутимое полымя, охватило сложенное у подножьЯ, смешивая, связывая воедино; шурша, развернулся вспыхнувший свиток, звеня, выполз из ножен раскаленный клинок, и пропали, исчезли, превратились в неразделимый пепел они, а из пепла, возрождая слиянную отныне с Истиной Справедливость, утверждая вовеки неотделимую от Справедливости Истину, воспряла конечная суть.

Ясные синие озера улыбнулись лукаво из-под прядки русых, упавших на лоб волос, и пошел Феодосий вперед, к ней, ибо Велюшка это была, и звала она его, и манила, и сулила прощение, забвенье вины и счастье…

Кроткие темные агаты посмотрели скорбно и нежно, дрогнула на пушистых ресницах слеза, и Ульджай, слепо вытянув руки, побежал вперед, к ней, к матери, которую не помнил, которую видел только в давних, обиженных мальчишеских снах…

И со всех сторон, неведомо как очутившись здесь, шли к ней люди – много, много людей, самых разных, знакомых и незнакомых… и боярин Михайла был здесь, шел вразвалку, обняв за плечо Бориса Микулича, и Тохта, и Ондрюха, и сотник-мэнгу, и Бушок с Кудрявчиком, и, легко обгоняя бредущих, летел, почти не касаясь земли, человек-алмыс, бережно прижимая к груди небольшого, ветхого, остроглазого старика…

…все они, все, живые и павшие, рожденные и еще не пришедшие на свет, шли навстречу ей, ей, единственной, для которой, ради которой, во имя которой только и стоит жить.

И укрыла она всех, не отделяя родных от приблудных, серебром, и чернью, и золотом плащаницы своей…

Был Козинец-городок, не был ли – то уже никому не ведомо.

Ушли пять татарских сотен в леса, добывать княжью казну – и не вернулись, сгинули, как не были. И без них потекла степная волна дальше на закат, докатилась в последнем кровавом приливе до светлого Ядран-моря и, расплескав силу в пути, отхлынула, истомленная, в привольные волжские степи…

И мнилось тогда уцелевшим, выплывшим из смертного потока, что минули времена страшнейшие, хуже которых выдумать невозможно, и настанут отныне навеки мир и покой. Но всякое время наихудшее тому, кто в этом времени умер, и только снился покой неохватным лесам и степям. Опять и опять железо и огонь направляли люди – град на град, род на род, племя на племя, обычай на обычай, вера на веру, брат на брата, и никак нельзя было разминуться с бедой, и плакали люди: ужели некому примирить?