Ольга Онойко - Дети немилости

Юцинеле ждала за поворотом, бросив поводья на луку. Чалая стояла, помахивая хвостом, и общипывала листья с низенького деревца.

— Ты уж не ускакивай далеко, — жалобно попросил Лонси. — Моя ещё и спотыкается всё время. Боюсь, сбросит.

Неле покосилась на безразличную ко всему кобылу.

— Да не бойша, — сказала она. — Каприжничает она, дурит. Жарко, уштала. Держи повод крепче. На штанциях лошади вшегда уштавшие, свежей не было. Ты что, Лонши, и правда верхом никогда не еждил?

Лонси тяжело вздохнул.

— Три раза ездил, — признался он, не видя смысла лгать. — Из них два раза — когда в детстве на ярмарке катался.

— Ну и блажные вы там в Ройште, — с удовольствием сказала Неле, как будто сама не прожила в Ройсте почти два года. За это время всякий успел бы разобраться, что в обычае у жителей столицы, а что — нет. Горянка всё прекрасно понимала, просто вырастала в собственных глазах, подтрунивая над бедным магом. Что ж. По крайней мере, она больше не надувалась, как рыба-шар, и не играла в молчанку. Так всё-таки было веселей.

Лонси вымученно улыбнулся Юцинеле, почти величественной в седле. У него нестерпимо болели спина и ноги. Горянка засопела, поняв всё по его лицу.

— Долго нам ишо? — с жалостью спросила она.

Лонси окинул взглядом холмы и вспомнил карту. Скучая в рейсовом паровике, карту эту он успел вызубрить натвердо, как схему заклинания.

— Гляди туда, — сказал он Неле, — видишь лесок между склонами? Если мы не напутали, это там. А мы не напутали, потому что второй тропы тут нет. Её нарочно для нас проложили. Значит, ещё час-другой…

— Ну потерпи, — ободрила его горянка. — Потом жнаешь что? Потом шпать ляжем, обратно вечером поедем. Пушкай подавятша.

Лонси хотел было сказать, что в жизни не спал на земле и вряд ли сумеет начать, что ему только тошней станет; потом хотел уточнить, кто же это, по мнению Неле, должен подавиться, но вместо того спросил:

— А что это за сказка — про свадьбу духов? Семь свадеб?..

Мордочка горянки стала серьёзной.

— Это не шкажка, — сурово сказала она.

Лонси слабо улыбнулся.

— Это горы, — спокойно сказала Неле и тронула лошадь. — Шемь гор.

Налетел ветер: закачались ветви, растворённые в жарком воздухе, и на миг притихли цикады. Лонси и Неле ехали шагом, горянка — впереди на расстоянии корпуса. Оба молчали. Неотрывно, как проклятый, маг смотрел на помянутый лесок между склонами; ему становилось дурно и муторно от тоски. В рейсовом паровике он читал газеты и слушал разговоры соседей; потом пришлось ехать верхом, и первое время его оставили все мысли, кроме как о подлых намерениях лошади и собственной больной спине; когда он чуть приноровился к седлу, по счастью, разговорилась Неле. Лонси готов был беседовать о чём угодно, слушать какую угодно гиль — лишь бы не вспоминать о том, что ему предстоит, почему и зачем он направляется в этот лесок… и там, на месте, он тоже предпочёл бы ни о чём не думать. Просто сделать, что велено, повернуться и уехать. И минуты там не задерживаться, не то что отдыхать. Будь Лонси чуть смелей, он вовсе сбежал бы по пути, или ещё раньше отказался…

Маг подумал, что Юцинеле глуповата и оттого спокойна, как бревно — она просто не понимает, что происходит.

Он ей немного завидовал.

…Чалая лошадка фыркала, мотая головой. Трусила она теперь куда бодрее, чем прежде. Позади седла, на костлявом крупе, Юцинеле прежде нащупывала потёртость, а теперь там была здоровая кожа, только залысинка осталась. Кажется, маг, исцелив её царапину, подлечил и лошадку. Он неуклюжий и несмышлёный, конечно, но вовсе не плохой… она оглянулась. Лонси совсем поник, даже серая его кобыла плелась как полуживая, переняв настроение всадника.

Неле шумно выдохнула.

— На небе, — сказала она, — и во льдах, и в пропаштях, и в пещерах живут духи. Они прекрашные и могучие. Величайших иж них чтут как богов.

Маг поднял голову; лицо его просветлело, и Неле внутренне усмехнулась. Она отлично понимала, что с ним творится: навидалась такого. Когда Наргияс ходил на медведя, иногда разрешал мальчишкам смотреть; Неле тоже сиживала в засаде, пялясь в чёрный зев медвежьей пещеры. Если долго ждёшь страшного, устаёшь бороться со страхом. Некоторые люди тогда начинают болтать, пытаясь заглушить страх. А если надо молчать, то им плохо.

Но Лонси был не малый мальчишка, и не на медведя он шёл, и не на врага. Чего он так боялся? Юцинеле мысленно вновь обозвала его всякими словами, но решила всё-таки поддержать. От кого им здесь таиться, кроме теней? А от тех и пожелаешь — не утаишься…