Давление усиливалось: второй напирал на первого, третий на второго и так далее. Передние пытались уклониться, отступить в сторону или отойти назад, но отходить было некуда, и под давлением сзади их выбрасывало вперед, прямо на острия копий Искупителей, под удары их молотов. Некоторые падали от ран, некоторые под натиском сзади не могли удержаться на ногах, увязая в мягкой грязи, скользили и тоже падали, те, что напирали сзади, потеряв опору, падали на них, следующие за ними — сверху и так до бесконечности. Чтобы сохранить равновесие, солдаты пытались переступать через упавших, но помимо их воли давление сзади заставляло их топтать своих товарищей, и, не в силах удержаться на извивающихся и брыкающихся телах, они соскальзывали и падали сами. Какой толк от доспехов, если нет простора для движения? Они становятся лишь обузой для человека, который старается встать на ноги или перелезть через два-три лежащих на земле тела. А между тем спереди его колют мечом или оглоушивают тяжелым ударом молота.
Искупители тоже падали, конечно, но они легко вскакивали, или товарищи могли без особого труда освободить их из-под свалки. Всего за три-четыре минуты на переднем краю выросла стена из попадавших Матерацци, которая защищала Искупителей от дальнейшего развития атаки противника. А с тыла на эту стену продолжали напирать задние ряды, которые не видели и не знали, что происходит на передовой. Каждый тамошний обвал они принимали за продвижение и с еще большим энтузиазмом устремлялись вперед. Среди лежавших штабелями Матерацци было не так уж много мертвых и даже раненых, но, упав, ни один рыцарь уже не мог подняться, так как оказывался в вязкой грязи, обремененный десятками фунтов надетой на него брони. Стоило второму упасть сверху — и он уже практически не мог пошевелиться. Третий — и он становился беспомощным, как дитя.
Представьте себе его ярость и отчаяние: годы тренировок, множество шрамов, полученных в учебных сражениях, — и все это для того лишь, чтобы тебя раздавили насмерть или чтобы, воя от бессилия, лежать в грязи легкой мишенью для какого-нибудь неотесанного мужлана, который расплющит тебе грудь деревянным молотом или воткнет меч в глазное отверстие твоего шлема или в щель между доспехами под мышкой. Какая мука, какой ужас, какая беспомощность!
А между тем продолжается чудовищное давление сзади товарищей по оружию, уверенных в победе и жаждущих отметиться в бою, прежде чем закончится битва. Посыльные штаба, которые толпились вокруг арьергарда, стараясь разузнать новости, не имея возможности видеть катастрофу, происходящую впереди, и не зная, что битва уже проиграна, отправляли победные реляции о том, что триумф уже почти в руках Матерацци, и просили подкрепления, чтобы нанести завершающий удар.
Одновременно от наблюдателей с холма Силбери, откуда провал на передовой был виден, как на ладони, до Белой Палатки доходили противоречащие этим реляциям донесения. Но даже здесь, на холме, только мальчики и ИдрисПукке в полной мере осознавали, какое бедствие вершится у них на глазах. У неуверенных, нерешительных наблюдателей не хватало духу посоветовать командованию Матерацци отступить. Это было немыслимо само по себе, к тому же они боялись ошибиться, поэтому писали тревожные донесения, но обставляли их тысячами «но» и «однако». Таким образом, Нарцисс с одной стороны получал с поля боя требования о подкреплении, чтобы поставить победную точку, а с другой — противоречащие им невразумительные доклады наблюдателей с холма Силбери, не решавшихся честно признать очевидное: то, что битва проиграна.
Нарцисс был растерян. Он и так помимо воли сделал ставку на численность своих войск, выставив большую часть величайшей в мире армии, которая более чем за двадцать последних лет не потерпела ни одного поражения, против врага слабого, больного, голодного, плохо вооруженного — чтобы покончить с ним одним ударом. То, что его несокрушимая армия может оказаться побежденной, не укладывалось в голове. Поэтому, несмотря на тревожные донесения с холма Силбери, фельд-генерал отдал приказ о введении в действие второго и третьего резервов.
Крик изумления и гнева вырвался одновременно у мальчиков и ИдрисаПукке, когда они, не веря глазам своим, увидели, как на поле битвы вступают соединения второго и третьего резервного порядка.
— Что происходит? — спросила у Кейла Арбелла Лебединая Шея. Ее возлюбленный лишь воздел вверх руки и застонал.
Читать дальше