Олег Авраменко - Принц Галлии

Филипп в гневе заскрежетал зубами. Перед его мысленным взором стремительно пронеслись красочные картины, изображавшие различные варианты мучительной смерти Гийома с использованием всевозможных приспособлений для пыток. Наконец, овладев собой, он спросил у Монтини:

– А это точно та самая девушка?

– Слуги так говорят, монсеньор. К тому же… – Этьен осекся.

– Ну!

– Когда ее только привезли, я, еще ничего не зная, имел возможность осмотреть ее вблизи… И увидел…

– Что ты увидел?! – нетерпеливо воскликнул Филипп.

– Ее платье, нарядное и довольно новое, местами разодрано в клочья, кожа на ее запястьях натерта до крови, а на теле я видел следы от ударов плетью…

Филипп резко вскочил, сжимая кулаки. Лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения.

– Господи! – простонал он. – Какие они скоты!.. Зверье!.. Господи Исусе…

Он снова сел и низко наклонил голову, чтобы Монтини не увидел слезы в его глазах. После некоторых колебаний Этьен, не спрашивая разрешения, присел рядом с ним.

– У тебя есть братья? – спустя минуту отозвался Филипп.

– Нет, монсеньор, – ответил Монтини. – У меня только сестра. Но я понимаю вас… И эту девушку я тоже понимаю.

Филипп горько вздохнул.

– Почему, – проговорил он, обращаясь к самому себе, – почему они не умерли вместе с их матерью? Почему они живут и позорят нашу семью? Это несправедливо!.. Нечестно!.. – Он снова встал. – Где та девушка?

– На хозяйственном дворе, монсеньор, – ответил Монтини. – Если, конечно ее не… – Он умолк, потому что Филипп уже бежал по аллее к правому крылу дворца.

Монтини задумчиво глядел ему вслед и качал головой. Он был не по годам умным и смышленым парнем, к тому же тщеславным и сверх меры честолюбивым. Его отец, в недавнем прошлом бакалавр 12 12. Бакалавр – здесь, безземельный рыцарь. , служивший в свите графа Блуаского, а теперь – владелец жалкого клочка земли в Русильоне, полученного им в наследство от дальнего родственника, вполне довольствовался своим нынешним положением, чего нельзя было сказать о его сыне Этьене. Монтини считал вопиющей несправедливостью, что он родился в семье, находившейся в самом низу иерархической лестницы, и подчас его снедала зависть к тем, кто волею случая оказался выше него, хотя по своим способностям далеко не всегда и не во всем его превосходил. Однако в данный момент Этьен не завидовал Филиппу и не хотел быть на его месте…

Тем временем Филипп миновал арочный проход в правом крыле здания герцогского дворца, свернул немного влево и через минуту очутился на широком подворье, примыкавшем к хозяйственным постройкам замка. Как всегда в такую пору, там было шумно и многолюдно, но обычного оживления Филипп не обнаружил – лица у слуг были мрачные, а взгляды хмурые.

– Где девушка? – громко и чуть визгливо спросил Филипп, оставив без внимания почтительные приветствия в свой адрес.

– Ее только что забрали, ваше высочество, – сказал один из надзирателей, указывая древком хлыста в противоположных конец двора, где через распахнутые ворота выезжала повозка в сопровождении нескольких вооруженных всадников. – Похоже, монсеньор, что на сей раз ваш брат попал в серьезную переделку.

Филипп поднялся на цыпочки и посмотрел в том же направлении. Он не узнал всадников со спины, но цвета их одежд были ему хорошо знакомы.

«Только не это! – в отчаянии подумал Филипп, цепенея от ужаса. – Господи, только не это!..»

Несколько секунд он простоял неподвижно, затем стряхнул с себя оцепенение и со всех ног бросился к воротам, отталкивая по пути не успевших уступить ему дорогу слуг.

Услышав позади шум, сопровождавшие повозку всадники, оглянулись и придержали лошадей; остановилась также и повозка. Филипп подбежал к ней и увидел, что тело девушки полностью накрыто двумя широкими плащами, из-под которых выбивалась наружу лишь небольшая прядь темно-каштановых волос. На какое-то мгновение он замер в нерешительности, моля всех святых и нечистых, чтобы его страшная догадка оказалась неверной, и наконец откинул край плаща.

Он знал эту девушку. Конечно же, знал…

Красивое смуглое личико, юное, совсем детское, всегда такое веселое, улыбчивое и жизнерадостное, теперь было бледным и неподвижным, точно маска. На нем застыло выражение боли, скорби, тоски за утраченной жизнью и какого-то неземного облегчения. А на левом виске виднелась запекшаяся кровь – очевидно, туда пришелся роковой удар, лишивший ее жизни…