Дмитрий Щербинин - Спящие боги

– Не говори так, слышишь ты!!

– Как угодно, сладенький. А ведьма уже подохла.

– Так кто же стонет тогда?

– Никто не стонет. Ну, разве что я… – и она сладострастно застонала.

Творимира терзало раскаянье, но он не хотел терзаться. Конечно – легче было погрузиться в удовольствия. И он погрузился…

Незаметно пролетела ночь с Жарой, затем день – с Сомой…

Вечно пьяный, бесчувственный, он то пил, то спаривался. Если прежде он никогда не ругался, то теперь постоянно сыпал грубейшей руганью. Раз, неподалеку от покоев Жара столкнулся с каким–то воином. Ему почудилась измена – в пьяном припадке избил воина едва ли не до смерти.

Затем – ползал по полу, по лестнице – его рвало. Увидел – Стреву – страшная, иссушенная, она стояла рядом и ухмылялась. Творимир, словно собака, попытался вцепиться ей в ногу, но она отступила и ударила ногой в челюсть – выбила несколько зубов…

* * *

– А?! Что?! – вскричал Творимир, и вдруг протрезвел.

Перед ним было зеркало. В зеркале отражался мерзкий, распутную жизнь проведший старикашка. Он весь ссохся, изнутри выгорел. Но мучительно набухали мясистые жилы – он уже разлагался, смердел.

Дрожащей, слабой рукой схватил он зеркало, поднес к лицу, проскрежетал:

– Узнаю!.. Я превратился в мумию из склепа!.. Но как же так…

Зеркало выпало, разбилось.

– Ну, все – пора тебе подыхать!

Он едва смог обернуться на этот злой голос: Три Сестры стояли прямо за ним.

Теперь все трое походили на Стреву – глядели на него с презреньем, со злобой.

– Что вы со мной сделали? – заплакал Творимир–мумия.

– Ничего с тобой не делали! – фыркнула Сома.

– Ты уже ни на что не способен! – презрительно бросила Жара.

– Вы состарили меня… – слабым голосом просипела мумия.

– Твоя жизнь кончена. – заявила Стрева. – Теперь пора в склеп!

– Но… – начал было Творимир, но язык больше слушался его – присох к гортани.

И вновь раздался стон Лунной Девы. Он хотел заткнуть уши, но уже не в силах был поднять рук, да и остальное тело больше его не слушалось.

– Аррххх. – застонал Творимир.

– Что, пить захотел? – усмехнулась Сома. – А больше ничего не хочешь?!.. Да кому ты такой нужен!..

И она ударила его в лоб – мумия повалилась на пол, осталась там без движенья.

Ну, а затем сестры понесли его в склеп.

Проходили через затемненный зал. Там шумело пиршество. В полумраке Творимир узнал и Царя, и остальных. Никто их не окликнул, не остановил…

А вот уже и склеп. Ступени во тьму.. Выемка в стене…

Его бросили в эту выемку, повернулись и ушли – спешили к обычным своим делам.

…Он не знал, сколько минуло времени. Бесконечное – тянулось оно. Он не мог двинуться, не мог сказать слова. Бездействие. Часы, дни, годы – сколько минуло времени? Он ничего не знал. Он не чувствовал голода. Он был наедине с собой. Время обернулась страшной пыткой…

Творимир сходил с ума. В сознании всплывали образы минувшего. Темными тучами наползали воспоминания – давили его.

Вот он вновь в подвале. Шило вдавливается в его ухо. Он истово кричит:

– Терзайте меня! Мучьте! Пилите! Рвите! Жгите! Я все выдержу – лишь бы только не мучаться всю вечность после!..

И шило входит в голову – он ревет в припадке боли и восторга. Ему пилят ногу, прижигают, отливают водой, а он все вопит об искуплении. Его сажают на шипы, разрывают шею – захлебываясь кровью, из последних кричит: «Прости!»

И вновь он в склепе. Недвижимый. Безмолвный. Холодный. А внутри рвет его раскаленное шило: «Прошлого не вернуть. Совершенного не исправить. Мертвых не воскресить».

…И вновь пытка временем. Бесконечное время. Минуты, часы, месяцы, годы. Вновь и вновь умирал он мученической смертью, молил о прощении, и снова оказывался в склепе…

А озерные воды подымались, медленно затопляли склеп. Коснулись его стоп, затем – быть может, через год, добрались до подбородка. Он хотел завопить – челюсть дрогнула, отвалилась.

И вот накинулись на него рыбы, стали разрывать. И он оказался внутри рыб. Расплылись рыбы, а его разорванное сознание одновременно существовало в каждой из них. Безумно метались, смешивались образы: водоросли, темная озерная глубь.

– Прости! Прости! Прости! – безмолвно вопил он, в каждой из этих рыб…

Все холоднее становились озерные воды. Быть может, рыбы и не чувствовали этого холода, но расщепленное на тысячи осколков тело страдало…

Ледовый панцирь затянул поверхность, намело снега, и в озере стало совсем черно. Творимир метался в этом мраке, и вопил: