Меня тянуло к Андрею. Потому еще, наверное, что в доме, в этом чужом мертвом доме, было так пусто, холодно и одиноко. Здесь еще пахло краской. Двери неплотно закрывались, а на чердаке постоянно шумели птицы. По–настоящему уютно было только в гостиной. Там мы и сели пить кофе с моим отчимом. Боже, неужели я решилась на это слово?.. От одного только созвучия «ОТЧ» меня бросает в дрожь! Ладно, это всё эмоции… К тому времени я уже конечно переоделась. После ледяного душа мне стало страшно холодно. Я надела любимый мягонький спортивный костюм, ворсистый, велюровый, наверное. Не знаю, как правильно называется этот материал, но он мне очень нравится. Он уютный и греет прямо душу, а не тело… Андрей тоже переоделся в домашнее, почему–то белое. Я не стала спрашивать, почему. Черт с ним. В конце концов, это его моральные проблемы! Если он не считает нужным соблюдать траур, меня это не касается. Может, он решил, что ему не идет черное?.. На него это похоже. Он не женственный, но очень любит свою внешность. Фигура у него, как у атлета. До сих пор не пойму, зачем это в бизнесе, и как это помогает на совете директоров… Андрей больше похож на деятеля шоу–бизнеса, чем на соучредителя компании. На загорелых раскаченных плечах действительно лучше смотрится белая майка. Только… на кой черт ему сейчас красоваться своими мышцами?! Перед кем?.. Вот за это я его, наверное, и не любила…
Я села на вторую часть углового дивана, перед телевизором. Андрей услужливо преподнес мне чашку кофе, плюхнулся обратно, на тот же диван, и подобрал с журнального столика пульт от плазмы.
– Хочешь посмотреть чего–нибудь, или не включать?.. – вежливо поинтересовался он.
Я покачала головой, глядя в темный экран, как в «Черный квадрат» Малевича, будто пытаясь там что–то увидеть. Я представила рекламу, комедию, мелодраму… пожалуй, всё что угодно будет нелепо сейчас смотреть.
– Ладно… – он пожал плечами и небрежно швырнул пульт обратно на столик, – Лиз, я хотел поговорить. Если ты, конечно, можешь сейчас говорить…
Я взглянула на него и поймала его взгляд. Андрей был взволнован, отпускал слова очень осторожно, будто боясь сказать лишнего.
– Смотря о чём, – ответила я, поворачиваясь к нему всем корпусом, чтобы и дальше наблюдать за его странным поведением. Я подобрала ноги и села по–турецки, сжимая горячую чашку с черным кофе, едва отпитым. Во–первых, кофе был слишком горячим, а во–вторых, Андрей не знал, что я пью только капуччино. Мог бы и запомнить за полтора года…
– Ой, ладно, слушай, чего–то я рано завел тему. Давай потом, когда всё уляжется, – пошел на попятную он.
– Поздно. Уже заинтриговал, – я ему улыбнулась, но одними уголками рта.
Это означало, что я недовольна. У меня, когда я так улыбаюсь, появляются такие ямочки на щеках. Похоже, Андрей только сейчас это заметил, и с интересом разглядывал моё лицо, пока я не окликнула его по имени.
– Ну, хорошо, хорошо! – согласился продолжить он, – Я хотел сказать… Мы должны держаться вместе сейчас. Тебе надо институт закончить. В общем, до твоего становления на ноги мы с тобой – семья. Дальше, если захочешь, мы разъедемся. Я просто знаю, как ты ко мне относишься, Лизавета, и…
– Да ладно, бывает у всех. Так, чтоб с неродным отцом были хорошие отношения, я еще не встречала… – мне стало его как–то жалко, захотелось утешить, разуверить его, сказать, что это всё мой поганый характер. Мне на какой–то момент показалось, что он действительно переживает из–за не сложившихся у нас с ним отношений.
– Нет, если мы подружимся, будем видеться на семейных праздниках, – широко улыбаясь, уже не стесняясь своего странного веселья, отвечал он. – Это я вообще все к тому, что тебе нужно отучиться и найти хорошую работу. Квартира для тебя уже есть. Мы с мамой её купили еще полгода назад…
– Работу найти?.. То есть ты, Андрей, будешь жить здесь? – я выделила его имя, но он намёка не понял.
– Да нет, скорее всего, продам этот дом. Слишком много воспоминаний, – очень тяжело вздохнул он.
– А что с компанией? – я подошла к мини–бару, покопалась меж бутылок и нашла спрятанную пачку сигарет, не сводя уверенного взгляда со своего отчима.
– Прекрати курить, – он сказал это негромко, даже как–то скучающе, между делом, пытаясь выполнять обязанности родителя. – То, что я тебе разрешил покурить в машине, пока никто не видит, не значит, что тебе можно теперь ходить по дому с сигаретой, – строго и очень убедительно отчитал он меня.
Читать дальше