Робин Бейли: Врата Черепа

— У тебя не будет ребенка, отступник, — вмешался Орхос. — Я навеки лишаю тебя потомства. — Вновь белое пламя метнулось из его глаз. Стужа согнулась, в ее горле застрял крик, который умер в ней, так и не вырвавшись. Она не ощутила боли в том месте, где коснулось ее пламя, только пустоту. Выпрямившись, Стужа потрогала свой живот и возрадовалась.

Семя Гела больше не росло.

— Будь ты проклят! — Гел потряс кулаком перед владыкой ада. — Ты убил мое дитя, моего сына! Но не все мои надежды. Я свободен от ада!

Странная улыбка тронула губы бога, выражение его лица заставило Стужу вздрогнуть, ибо за ним скрывалась нечеловеческая жестокость.

— На самом деле? Или ты просто попал в другой, более коварный?

Гел прищурился, задетый этими словами; страх и боль исказили его разбитое лицо.

— Не смей играть со мной в эти игры! — выкрикнул он.

Но Орхос лишь улыбался. Гел долго не сводил глаз с божественного лика, затем издал устрашающий вой и, оттолкнув Траса Суртиана, скрылся во Вратах.

— Счастливое избавление! — Трас Суртиан вновь пытался встать на здоровую ногу и не повредить при этом сломанную руку.

Стужа смотрела в темноту сквозь зияющий рот Йохве. Она спросила Орхоса через плечо:

— Куда он пойдет?

Недалеко, дочь моя. Чаши весов всегда стремятся к равновесию, — услышала девушка свистящий шепот в своей голове.

Тишину прорезал жуткий крик — и внезапно оборвался.

Через несколько мгновений они услышали стук копыт. Все обернулись на этот звук и увидели горящие озера, освещавшие дорогу.

— Какие глаза, — сказал Орхос. — Во всей огромной Вселенной я не видел других таких же.

Единорог возник из ночной тьмы и направился к Стуже. Черный витой рог блестел от крови.

Она погладила его густую гриву.

— Я не заметила, как он ускакал, — сказала Стужа.

Онократос тоже погладил единорога.

— Порождение волшебства убито с помощью волшебства, — пробормотал он.

— Равновесие почти восстановлено, — сказал Орхос, взглянув на звезды. — Гел получил по заслугам, я это предвидел. — Его взгляд упал на Онократоса. — Теперь настало время доказать, что честь не пустой звук для смертных.

Волшебник выступил вперед. Он спокойно смотрел на владыку ада, и в его взгляде была твердость.

— Я готов воссоединиться с дочерью, — сказал он. — Ради Калинды и Аки делай то, что должен.

— Посмотри на небо, велел Орхос старику.

Звезды снова двигались; созвездия заняли свои прежние места на небосводе. Затем все увидели тонкую паутину, сплетенную из шафранового света. А в ней покачивалась Калинда. Улыбаясь, она смотрела на отца.

Но в центре небесной паутины Стужа заметила кого-то еще, нечто черное и бесформенное, без глаз и конечностей. У девушки появилось ощущение, что ее внимательно разглядывают, и она посмотрела туда. Волоски на шее Стужи встали дыбом.

— Гат? — прошептал Трас Суртиан.

Она могла лишь кивнуть.

Отец? — Голосок Калинды раздался в их головах. — Ты любишь меня, папа?

Онократоса душили рыдания. Он чуть не потерял сознание. Трас Суртиан бросился к нему несмотря на свои увечья. Его лицо побелело, когда он подхватил старика сломанной рукой. Но коркирец не выпустил друга.

— Владыка хаоса ждет, — произнес Орхос.

Онократос пришел в себя. Его глаза искали образ Калинды.

— Я должен быть рядом с ней, — сказал он всем. — Что мне нужно делать? — спросил он у Орхоса.

— Отдаться ему добровольно.

Старик не сводил глаз с Калинды, не замечая зияющей тьмы.

— Я готов, — сказал он, — я иду.

— Этого достаточно, — отозвался Орхос.

Волшебник поник в руках Траса Суртиана. Коркирец не издал ни звука и лишь осторожно положил тело Онократоса на землю, глядя в открытые глаза друга, которые даже после смерти, казалось, не отрываясь смотрели на Калинду. Плечи Траса Суртиана опустились. Он стоял молча, не в силах дать свободу своим чувствам. Наконец капитан поднял глаза.

— Он умер, — произнес коркирец.

— Гат, Калинда и Орхос тоже исчезли, — сказала Стужа.

Они вместе подняли Онократоса и положили рядом с телом его дочери. Стужа дотронулась до щеки девочки. Теперь уже не заклинание успокоило ее, а сама смерть.

— А что с Аки? — спросила Стужа Траса Суртиана, склонившегося над маленькой королевой.

— Она дышит, — ответил он, но радость словно покинула его.

Стужа тоже нагнулась к девочке и провела рукой по ее щеке. Кожа была теплой. Аки открыла глаза и снова закрыла. Легкая улыбка озарила ее лицо.